было еще больше укрепить свое и так немалое влияние на заводах и фабриках, в воинских частях и на кораблях.
Каждый день поздно ночью Ленин, едва сняв верхнее платье, падал в изнеможении на кровать и забывался тяжелым, тревожным сном. Пришел момент осуществить все то, о чем он говорил более двух десятилетий. Может быть, ему снился зал хохочущего съезда, когда он заявил, что есть партия, готовая взять власть в любую минуту? Может быть, это донкихотство в истории будут приводить как пример политической легковесности? Ленин и сам верил с трудом в то, что он сказал тогда. Но политическая игра теперь пошла по-крупному, на фоне эпох, континентов, народов, формаций.
Короткий сон не освежал. Ему было трудно, но он пересиливал себя. Проснувшись, Ленин чувствовал тупые боли в голове, но рука тянулась к ручке: нужно было писать новую статью, готовить передовицу „Правды', а затем, просмотрев утреннюю почту, определить, кому сегодня давать разносную отповедь: Церетели, Чернову, Плеханову или министрам Временного правительства вкупе с их „зарубежными хозяевами'?
По совету близких, а Ленин всегда был очень внимателен к своему здоровью, решил на пару недель укрыться от революционного шума за городом, издали наблюдая и влияя на развитие событий. Вместе с Марией Ильиничной в сопровождении двух верных рабочих 29 июня они уезжают в деревню Нейвола, близ станции Мустамяки, по пути навестив на даче Демьяна Бедного и остановившись в доме В.Д.Бонч-Бруевича. В книге В.Д.Бонч-Бруевича, предельно слащавой, тем не менее говорится, что у Ленина „появились головные боли, его лицо побледнело, глаза говорили о большом утомлении'161. Деревенская тишина и буйная зелень красивых окрестностей действовали успокаивающе. Не верилось, что совсем недалеко, в Петрограде, по-прежнему бушевали страсти, шла жестокая политическая борьба. Ленин подолгу сидит на веранде, вглядываясь в бесконечно глубокую голубизну неба.
Почему- то перед глазами стоял профиль портрета Томаса Карлейля из его превосходной книги „Французская революция'. Все социал-демократы в качестве исторических аргументов неизменно ссылались на эту революцию. Особенно этим грешил социалист Керенский. Даже гимном России Временное правительство определило „Марсельезу'. А „революционные комиссары', „Учредительное собрание', „соглашательские партии', российские „Мараты', „Карно', „Робеспьеры' пришли из той далекой уже великой революции.
У Ленина в эмиграции было много времени между поездками, „склоками', встречами для самообразования. Среди мыслителей он не обошел и английского историка Карлейля. Хорошая книга. Но почему историк пишет: „Разве утешение людей не есть самая главная обязанность человека?' Правда, писатель говорит, что, если разметать все пергаменты, формуляры и государственные рескрипты „по всем ветрам', тогда, может быть, само человечество скажет, „что именно нужно для его утешения?'162.
Ленин давно заметил, что бездонное небо, снежные отроги Альп, лазурь Средиземного моря, загадочный шум листвы русского леса всегда рождали в нем стремление охватить мыслью одновременно и себя, и всю Вселенную, планету, просторы континентов… Философским мыслям нужен безбрежный простор и духовные источники. Дает их только великая природа. А что касается Карлейля, мог думать Ленин, то великий историк ошибается, что утешение есть главная обязанность человека… Изменить мир, как учат бессмертные отцы марксизма, - вот главное его предназначение. Оружием, которое человеческий мир кардинально меняет, может быть только революция. Великая революция… Бывают моменты в истории, когда от одного человека, его ума, воли, страсти может зависеть не только великая идея изменения мира, но и ее реализация.
Упреждая собственных критиков, скажу: быть может, Ленин и не думал на даче Бонч-Бруевича о Томасе Карлейле и главном предназначении человека. Может, он размышлял о более прозаических вещах: как завладеть властью, которая сейчас не принадлежит по-настоящему ни Советам, ни правительству. Прочитав десятки тысяч страниц, написанных Лениным и о нем, могу, однако, утверждать: вождь русской революции любил парить мыслью высоко-высоко. Нельзя отрицать благородства его намерений и мечтаний, но пути превращения их в земную реальность у него были якобинскими. Это никогда не смущало Ленина. Ведь в социальной практике революция, и в это верил вождь большевиков, является главным, универсальным оправданием всех намерений и дел человека. Любых, в том числе и страшных, бесчеловечных, отталкивающих.
Дошедшие вести о провале наступления на германском фронте вызвали вначале горечь, а затем и негодование властью, которая ни на что не способна. Ленин и его окружение сразу почувствовали резкое изменение в общественном настроении того аморфного образования, которое они называли „массами'. Ленин решил ускорить события. „Правда' с еще большей страстью клеймила Временное правительство, „бросившее тысячи людей в кровавую мясорубку'. Все чаще на митингах большевики кидали в толпу лозунги-призывы: „Долой Временное правительство!', „Долой меньшевистских соглашателей!'. Сотни глаз и ушей с надеждой внимали большевикам. Влияние их быстро, стремительно росло.
Как вспоминал П.Н.Милюков, „бессилие власти было настолько очевидно, что понятен был соблазн - покуситься теперь на нечто большее, нежели отложенная демонстрация 10 июня. И две недели спустя после „общего' выступления 18 июня мы встречаемся с событием, которому при желании можно было дать название первого опыта большевистской революции'. Далее мемуарист пишет, что „3 июля вечером (П.Н.Милюков ошибается, не 3-го, а 4 июля) Ленин уже занял свой знаменитый балкон в доме Кшесинской и приветствовал солдат, давая им указания. Здесь помещалась вся военная разведка ЦК партии большевиков; сюда направлялись и отсюда рассылались приходившие воинские части. Словом, военный штаб восстания был налицо…'163.
В ЦК РСДРП(б) вновь поднимается вопрос нужна мощная, массовая акция, которая заставит Временное правительство отказаться от власти в пользу Советов. А в Советах нужна борьба за их большевистское усиление. Идея быстро получила поддержку со стороны рабочих заводов, фабрик, многих воинских частей. Солдаты, которые были в этом лично заинтересованы, отказывались отправиться на фронт, но поддерживали большевиков. Вместо грязных окопов, вшей, тоски „брать власть' в столице куда приятнее! Ведь разложенные большевиками части были против этой войны и против защиты Отечества!
В ночь с 3 на 4 июля по поручению ЦК РСДРП(б) за Лениным в деревню Нейвола выезжает работник редакции „Правды' М.А.Савельев. Разбуженный рано утром Ленин прямо в прихожей выслушивает гонца и тут же собирается в Петроград. Приехав в столицу, Ленин включается в процесс управления поднятыми на демонстрацию десятками тысяч людей. Все советские учебники и монографии об этих событиях пишут, что главной задачей Ленина было превратить демонстрацию в мирное волеизъявление трудового Петрограда. Но авторы как бы забывают, что еще 14(27) июня Ленин публично заявил, что „мирные манифестации - дело прошлого'164. А между тем в центр Петрограда прибывали и прибывали рабочие с заводов и фабрик, моряки из Кронштадта, солдаты из казарм многочисленных частей столичного гарнизона. Ленин направляется к своей облюбованной трибуне - на балкон особняка Кшесинской. Речь его была короткой, и главный ее смысл: „Вся власть Советам'.
Интересная деталь: в ленинских сочинениях приведено множество второстепенных его записок, разговоров, резолюций, выступлений, но этого выступления нет, хотя он выступал с тезисами в руках. Но все потому, что после разгона демонстрации, на которую многие пришли вооруженными, власти завели дело против большевиков и лично против Ленина, обвиняя его в подстрекательстве к вооруженному восстанию. Большевистская печать позже изложила эту речь как мирную.
Как вспоминал Н.Н.Суханов, у большевиков едва ли был четкий план, но „шансы восстания и переворота поднялись очень высоко'. Большевистское руководство колебалось. „Ленин с балкона, - пишет Суханов, - произнес речь весьма двусмысленного содержания. От стоявшей перед ним, казалось бы, внушительной силы Ленин не требовал никаких конкретных действий; он не призывал даже свою аудиторию продолжать уличные манифестации, хотя эта аудитория только что доказала свою готовность к бою громоздким путешествием из Кронштадта в Петербург. Ленин только усиленно агитировал против Временного правительства, против „социал-предательского Совета' и призывал к защите революции, к верности большевикам…'165
Впрочем, позже Ленин не скрывал того, что это была попытка мирным путем захватить власть, но
