– Ты знал, что он умеет играть на скрипке? – спросил остолбеневший от изумления Микаэль.
– Понятия не имел, – признался я и махнул рукой. – Ладно, займемся делом. Что ты там предлагал?
Маэстро Салазар крутанул в пальцах монету в десять крейцеров, и блеск серебра тут же привлек сарцианку, не слишком молодую и красивую, но вполне миловидную.
– Сеньоры желают развлечься? – низким грудным голосом поинтересовалась черноволосая распутница и оправила лиф платья, обтягивавший немалых размеров бюст.
– Будущее хочу узнать. Гадалка нужна, – заявил в ответ Микаэль, не спеша расставаться с монетой.
Сарцианка заливисто рассмеялась и обвела рукой шатры, изукрашенные затейливыми и таинственными, но лишенными всякого сакрального смысла узорами.
– Выбирай, красавчик! Провидицы знают о судьбе и предначертании все. Всю правду расскажут, не обманут!
Микаэль покачал головой.
– У меня на родине говорят: будущее открыто лишь для мертвых глаз. Нужна гадалка с бельмом на глазу!
– Таких у нас нет, – неуверенно покачала головой сарцианка.
Маэстро Салазар будто фокусник крутанул кистью, и монет в его пальцах стало две.
– Я не поскуплюсь!
Но без толку – женщина развернулась и затерялась в толпе. Следующие попытки выяснить хоть что-то о ведьме с бельмом на глазу успехом так же не увенчались, и Микаэль покачал головой.
– Ладно, вернемся сюда утром. Надавим на местных заправил.
– Ты смотри! – ткнул я бретера локтем в бок и указал на Франсуа.
Стоило только Блондину закончить выступление, ему тут же сунули новый рог с вином, а затем нашего спутника взяли в оборот сразу две черноволосые девицы, и на этот раз устоять против женских чар у него не хватило силы духа.
– Поразительная распущенность, – только и покачал я головой.
– Ничего удивительного, – пожал плечами маэстро Салазар. – Дети ветра не считают чужаков полноценными людьми. Блуд с ними не порицается. Главное, чтобы не дошло до детей. А вот если в таборе шашни случаются, тогда поножовщины не избежать.
– Я все это знаю, Микаэль! – досадливо поморщился я. – Речь о Блондине! Он ушел сразу с двумя!
Маэстро Салазар рассмеялся и немедленно выдал стишок:
Когда друг твой уходит с девицей, а та чудо как хороша,Советую взять и напиться, пусть и нет за душой ни гроша!Я хмыкнул.
– Неожиданно.
– Поверь, Филипп, вино лучше продажной любви, с какой стороны ни посмотри. Ни одна распутница не подарит тебе благословенного забытья!
– Не будь так в этом уверен. Могут и дурманного зелья подлить.
– Посему пить стоит в проверенной компании, – согласился со мной маэстро Салазар и подмигнул. – Возвращаемся?
– Да. Заглянем сюда утром.
Мы забрали лошадей и двинулись в обратный путь. В арке ворот прохаживался сонный стражник, еще один сидел у очага, а их товарищи, судя по доносившемуся из кордегардии храпу, спали и видели седьмой сон.
– Куда прете?! – привычно возмутился караульный, опираясь на алебарду. – До утра проезд закрыт! Поворачивайте!
К этому времени я уже вернул на палец служебный перстень, поэтому направил лошадку в круг отбрасываемого факелом света и вытянул руку.
– Бумаги смотреть будешь, любезный, или так пропустишь?
Стражник прищурился, внимательно изучая кольцо, затем спросил:
– Арестанта на днях ваша милость через наш пост везла?
Я утвердительно кивнул. Дядька слегка сдвинул шлем на затылок, почесал лоб и обернулся за советом к напарнику. Тот спросил:
– Плату за ночной въезд внесете?
Вполне можно было обойтись и без этого, но я скупиться не стал и кинул стражнику монету в пять крейцеров, после чего все вопросы отпали сами собой. Нас пропустили.
Липкая непроглядная темень осталась за воротами, в старых кварталах тут и там горели фонари; отбрасываемый ими свет выхватывал из мрака углы домов и входные двери, освещал мостовую и делал ночь самую малость дружелюбней, дарил иллюзию безопасности. Именно что иллюзию.
Мы проехали уже половину пути, когда налетевший со спины порыв ледяного ветра разом погасил все огни, пусть даже те и были защищены цветным стеклом ламп. Озноб пробрал до самых костей, а миг спустя по нервам ударил цокот когтей. Частый-частый, переходящий в стремительный рывок. Лошадь испуганно заржала, и я спешно соскочил на мостовую, в развороте рванул из перевязи пистоль и сразу, не целясь, дернул пальцем спусковой крючок. Пусть улицу и заполонил беспросветный мрак, на его бархатной подложке предельно отчетливо горели три пары багряных глаз, да еще из распахнутых пастей неведомых тварей капала слюна, пятнавшая булыжники кляксами призрачного огня.
Жахнул выстрел – привычно мощно, только как-то слишком уж приглушенно, словно под водой, – пламя дульной вспышки едва не лизнуло морду несшейся ко мне псины. Страшный удар свинцовой пули заставил голову крупной собаки дернуться, лапы ее заплелись, и застреленное животное распласталось на камнях. Два других пса нацелились на маэстро Салазара, и я вооружился вторым пистолем, повел рукой, ловя на прицел ближайшее к себе порождение ночи.
Микаэль встретил бросок ударом шпаги, и клинок завяз в разрубленной голове, а последняя тварь получила от меня пулю в бок и упала, но тут же рывком поднялась на лапы, словно и не было дыры в боку. Впрочем, мимолетной заминки с лихвой хватило бретеру, чтобы высвободить оружие, шагнуть вперед и широким замахом перерубить хребет оскалившейся собаки. Та дернулась и затихла.
Вновь повеяло холодом, тела псин начали истекать угольно-черной тьмой, она заструилась, заклубилась и соткалась в темную фигуру, под которой на брусчатке расползлось пятно алой изморози.
– Что за дрянь? – опешил Микаэль, настороженно отступая назад.
Я таким вопросом задаваться не стал. Разряженный пистоль полетел под ноги, мах выдернутой из-за пояса волшебной палочки распорол незримую стихию и заставил вспыхнуть эфир пламенной полосой. Огненная плеть хлестнула по призраку и разорвала его в клочья, но не спалила. Кляксы черноты подобно шарикам ртути слились воедино, и фигура вновь соткалась из небытия, только уже на новом месте.
Незримая стихия колыхнулась, пространство исказилось и накатило порывом леденящей жути, хорошо хоть я успел поставить волнолом. Атакующий порыв, вобравший в себя и ментальные практики, и традиционные эфирные техники, рассеялся, не причинив никакого вреда, разве что Микаэля приложило эманациями развеянного заклятия, он пошатнулся и отступил еще на два шага назад.
– Филипп, кончай ее! – прохрипел бретер.
Припомнилась схватка с Белой девой, и волшебная палочка выписала в воздухе несколько сложных росчерков. Они засветились мягким сиянием и сложились в единое целое, закружились призрачным пентаклем. Я усилил его парой эфирных якорей и отправил в противника, но опоздал. Темная фигура втянулись в камень мостовой, и сразу сгинуло потустороннее присутствие, перестала давить ватной периной тишина, сами собой загорелись фонари.
В левую руку немедленно вгрызлась противная ломота магического отката, следом вверх по запястью поползло благословенное онемение. Я покрутил
