– Да ладно! – зевнул Микаэль. – В любом случае в табор уже не успеваем!
Я велел проходившему мимо хозяину подать на стол горячее и урезонил бретера:
– Неровен час, работать придется…
И как в воду глядел: вскоре из отделения Вселенской комиссии принесли затребованный мною отчет; Мориц Прантл немедленно забрал не слишком толстую стопку исписанных убористым почерком листов и начал наскоро просматривать их, по мере прочтения раздавая записи помощникам.
– Ты был прав, Филипп, этот твой чернокнижник действительно водил дружбу со школярами, – объявил магистр-расследующий некоторое время спустя. – Больше других он сошелся с медиками, но ни о каких предосудительных действах здесь не упоминается. Согласно отчету они просто шлялись по кабакам и борделям.
– Согласно отчету, – ухватился я за оговорку коллеги.
Мориц Прантл кивнул.
– Вот что странно: незадолго до отъезда Бинштайнера из Риера компания его приятелей, в их числе и Харт, перебралась из бурсы в съемный дом. Они в складчину арендовали небольшой флигель, но откуда такие деньги у нищих школяров?
– Кто-то получил наследство или завел богатую подружку? – выдвинул я наиболее логичное предположение.
– Допускаю, – не стал спорить Рыбак. – А если это не простое совпадение?
– Что собираешься предпринять?
Магистр задумался.
– Если это наши сектанты, наблюдение их спугнет, а разбегутся – ищи потом ветра в поле. Оконфузимся только, – произнес он после долгой паузы, беззвучно пошевелил губами, затем решительно хлопнул ладонью по столу. – Филипп! Составишь мне компанию?
Я отнюдь не горел желанием никуда ехать, но Рыбак пообещал взять к себе Уве, так что с моей стороны было бы черной неблагодарностью отказать коллеге в столь невеликой просьбе.
– Составлю, – вздохнул я. – Почему не составить?
– Отлично! – обрадовался Мориц. – Поможешь с опросом школяров. Занятия уже закончились, навестим их дома.
А вот спустившийся со второго этажа Франсуа де Риш скептически поморщился и предложил ограничиться наблюдением.
– Опросом мы их только насторожим, – пояснил он свою позицию. – Школяры свои права знают от и до, точно будут держать язык за зубами, а улик нет, надавить нечем.
Мориц Прантл даже обдумывать это заявление не стал.
– Вздор! – с ходу отмахнулся он. – Если промедлим и не предотвратим очередное убийство, смерть несчастного окажется на нашей совести!
– Одной смертью больше, одной меньше! – фыркнул в ответ Блондин.
– На нашей совести и нашей репутации! – добавил Рыбак. – Язычники наверняка попытаются осквернить очередную церковь, а подобное происшествие накануне светлого праздника Доказательства истины не останется без последствий. Полетят головы! Наши головы!
На это Франсуа возразить было нечего, он лишь кивнул.
– Хорошо, только дайте моим людям время осмотреться и занять позиции.
– Пусть выдвигаются прямо сейчас!
Франсуа двинулся было отдавать распоряжения, но я придержал его и спросил:
– Что говорит Мирей о ведьме?
– Она в этом таборе недавно, никакой одноглазой старухи там не видела.
– Сможет навести справки?
Блондин покачал головой.
– Я предложил деньги, – сказал он, – но Мирей ничего и слушать не стала. Те, кто задает такие вопросы, быстро становятся изгоями. Особенно полукровки.
Франсуа ушел, а я снял с вешалки плащ, но тот, в отличие от камзола, нисколько не просох. Так что поручил его заботам Марты, благо на улице было тепло.
– Я с тобой? – уточнила девчонка.
– Нет, пригляди за комнатой, – попросил я, решив взять на выезд Уве, чтобы по дороге выслушать отчет об изысканиях в архиве риерского отделения Вселенской комиссии.
– Зачем?! Я закрыла окна и дверь наговорами! – удивилась Марта, которой попросту не хотелось торчать в таверне.
– Присмотри! – с нажимом повторил я, решив лишний раз не рисковать, поскольку и сам в бытность свою магистром-исполняющим забирался в чужие дома и поджидал там хозяев. Не важно, где тебя полоснут по горлу ножом, – в темном переулке или в собственной спальне; результат будет один: сдохнешь.
Марта рассерженно фыркнула и ушла, а я решил перезарядить пистоли. Все же ливень промочил нас изрядно, запросто мог отсыреть порох.
– Сеньоры! Не обращайте внимания на стрельбу! Надо разрядить оружие.
Я попросил Уве принести из комнаты саквояж, а сам вышел на задний двор и направился к деревянным колодам. На одной повар рубил головы курицам и разделывал мясо, на другой прислуга колола дрова; эту и выбрал. Потянул одновременно оба спуска, и сразу полыхнули затравочные заряды, но у левого пистоля порох вспыхнул с явственной задержкой и слишком дымно. Как итог – с ним приключилась осечка; пальнул только зажатый в правой руке.
Я постоял так немного, опасаясь затяжного выстрела, затем вернулся в гостиницу и вытащил из саквояжа ящичек с пороховницами и принадлежностями для чистки. Обновил затравочный заряд осечного пистоля и вновь ушел на задний двор, но без толку – оружие так и не выстрелило. Пришлось вворачивать специальный штопор в свинцовую пулю и вытягивать ее из ствола. Подмокший комковатый порох я высыпал на лоскут и спалил сверток в камине, затем вычистил оба пистоля, заново их зарядил и с помощью ключа взвел пружины колесцовых замков.
Пока возился с оружием, Уве поведал о своих изысканиях в архиве. Время школяр провел с пользой и составил целый список обрядов, при которых жертвенным животным выкалывались глаза. В большинстве случаев таким образом чернокнижники пытались запереть в телах вызванных из запределья духов, дабы впоследствии их обуздать, но некоторые сущности овладевали плотью именно через кровоточащие раны. Больше всего меня заинтересовало описание ритуала призыва так называемых темных душ, пусть тот и получил распространение на землях догматиков по ту сторону Рейга. После слияния с эфирным телом чернокнижника зловредный дух повышал магические способности хозяина, а при необходимости мог быть ненадолго вселен в тело животного – вот тогда и приходил черед выколотых глаз. Минус у подобного, как выражались ученые мужи, симбиоза имелся только один: после смерти душа колдуна обрекалась на вечное рабство. Но о таком отступники задумывались редко.
– Молодец! – похвалил я слугу и направился к входной двери. По пути окликнул маэстро Салазара, который упорно держал над кружкой перевернутую бутылку, хоть капли с горлышка той перестали срываться уже давно. – Мик, идем!
К этому времени Франсуа со своими людьми уже выдвинулся на место и перед таверной дожидались команды к отправлению лишь подчиненные Рыбака. Мне выпало ехать в карете с Морицем и Сурьмой, а Уве устроился на ее запятках, потеснив там пару подручных магистра-расследующего. Микаэль забрался в седло своего жеребца и с хмурым видом расправил усы.
– Суета-суета, – произнес он скорбным голосом.
«То ли еще будет», – мог бы сказать я, но лишь молча прикрыл дверцу кареты, отгораживаясь от той самой суеты.
Ехали не слишком долго, примерно четверть часа спустя на одном из перекрестков нас встретил подручный Блондина.
– Дом с молотком и зубилом на фасаде, заезжайте во двор, – указал он вдоль улицы рукой.
Мы так и поступили, после выбрались из кареты и двинулись на задворки особняка по темному и узкому проходу. В небольшом закутке у дровяного сарая нас дожидался Франсуа.
– Флигель окружен, – сообщил
