Пальцы утопили спусковые крючки пистолей сразу, стоило только разглядеть силуэт сгорбленной фигуры. Грохот сдвоенного выстрела заметался, отражаясь от стен, заклубился пороховой дым. Пули прошили сгустившееся вокруг ведьмы сияние, и то словно бы даже померкло и стекло к ногам, перестав скрывать от наших взглядов старуху.
Свинцовые заряды угодили в грудь и живот, но ни одно из ранений прикончить сарцианку не смогло. Изуродованный бельмом глаз сверкнул серебром, напоенный лунным светом эфир вновь объял ведьму и в одно неуловимое мгновение излечил. А еще – изменил. Метаморфоза была воистину стремительной, дряблая кожа разгладилась, морщины сгинули без следа. Как, впрочем, и ноги – женский торс закачался на мощном змеином хвосте.
Преображенная ведьма, тело которой покрылось серебристой чешуей, сложила пальцы в замысловатую фигуру и что-то коротко прошипела. Незримая стихия словно выцвела и растеряла большинство своих неведомых простецам красок, лишилась сакральной глубины. Выставленный школяром щит просто выгорел, вмиг перестал существовать; Уве лишь вскрикнуть от неожиданности успел и только. Мои разряженные пистоли полетели на пол, а сарцианка уже соткала из смешанного с лунным блеском эфира сферу, плюнула в нее, и та расплескалась кислотным маревом, отгородила от нас ведьму отравленной стеной. Но не стеной, нет. Волной!
– Назад! – крикнул я, когда ядовитый эфир начал растекаться по лунному залу.
Микаэль рывком утянул Уве в коридор, а вот Марта и не подумала отступить. Она обратилась к разлитой кругом силе, ухватила сколько смогла, слепила в изумрудную звезду и швырнула прямиком в эфирное облако. То вспыхнуло и пролилось на пол самой квинтэссенцией смерти, вековая пыль загорелась синим пламенем, камень зашипел, оплавляясь и растворяясь, будто обрызганное кислотой железо.
Марта сцепила пальцы, шагнула вперед и вновь атаковала, на этот раз – голой силой. Да только это была чужая сила и чужое могущество. Волна ослепительного сияния на миг оплела старуху коконом молний, но не развеяла ее в прах и не сожгла душу, просто погасла. Эфир вокруг сарцианки сгустился и скрутился – или же переродился?! – в матово-белые щупальца. Чудовищные отростки потянулись к Марте, я ухватил ее за ворот и в развороте откинул назад, прямиком в объятия вновь шагнувшего в проход Микаэля. Бретер сграбастал девчонку и выволок в коридор. Песок скрипнул под носком моего сапога, лишенный всяческого изящества пируэт вновь развернул лицом к сарцианке, магический жезл резко крутанулся, но волшебная палочка мелькнула, не встретив сопротивления эфира. Расколоть незримую стихию и выгадать несколько драгоценных мгновений не вышло; в лунном зале та окончательно истлела, став тенью самой себя.
Щупальце метнулось, намереваясь обвиться вокруг меня и раздавить, я рассек его жезлом и спиной вперед вывалился в коридор. Упал, откатился в сторону, и второй призрачный отросток ударил в стену и выбил из нее каменное крошево. Мне удалось укоротить его резким махом волшебной палочки, но из лунного зала выползла сразу дюжина эфирных полос, извивавшихся и переплетавшихся меж собой будто змеи.
– Уве, полог! – крикнул я, отступая.
И Уве не подвел. За последнее время школяр изрядно поднаторел в создании всяческих щитов, поэтому не колебался и не мешкал, одним уверенным движением прочертил по серым плитам пола, стен и потолка контур завесы; жезл задымился, оставляя за собой на камне глубокую борозду. С хлопком натянулось непроницаемое для магии полотнище, но матовый экран сразу подернулся радужными разводами, какие возникают на мыльных пузырях, прежде чем те лопнут. Ладно хоть еще Марта не растерялась, ухватила Уве за руку и влила в его чары собственную силу. Ключевые узлы и контур полога немедленно приобрели оттенок дубовой коры, от них начало растекаться свечение цвета молодой листвы. Мерцание погасло, и сотканные из молочной белизны щупальца не смогли с ходу пробиться через щит, заелозили по нему, выискивая слабину.
И нашли. Острые концы проткнули не столь уж и плотное плетение, начали деформировать его, сминать и рвать. Я выхватил из подсумка ручную бомбу, сдвинул стопор заводного огнива и запалил фитиль.
– Магистр! Там же сеньорита! – в ужасе завопил Уве.
Я и слушать ничего не стал. Полог под напором щупалец проминался все сильнее, по стенам и полу зазмеились серебристые разводы изморози, похолодало, голову стиснули пальцы чужой воли, в ушах зазвучали шепотки. И тени! Тени на стенах пустились в пляс…
Без сомнений и колебаний я метнул ручную бомбу в дверь лунного зала с таким расчетом, чтобы чугунный шар отскочил от стены и откатился к центру помещения. Глазомер не подвел, и не дрогнула рука, а метнувшееся на перехват щупальце соскользнуло с чугунного корпуса, не сумев превозмочь силу нанесенных на него магических формул. Сразу громыхнул взрыв, и в коридор вырвались клубы сизого дыма, а эфирные отростки дрогнули и развеялись белесым маревом.
С волшебной палочкой в руке я первым вбежал в лунный зал и не обнаружил внутри ни ведьмы, ни девчонки, точнее – не было там их посеченных осколками тел. Дым неохотно развеивался и оседал, ел глаза и драл глотку, но даже так я сразу разглядел отсутствие брызг крови на стенах, хоть пустая алтарная плита и пестрела свежими сколами.
– Где она?! – хрипло каркнул круживший по залу с дагой в руке маэстро Салазар.
Я задрал голову и посмотрел в отверстие, через которое лился вниз лунный свет. Где-то наверху полыхнула ослепительная вспышка, с некоторой задержкой докатился в подземелье и отзвук мощных чар.
Упорхнула, тварь! Ну сильна…
– Уве! – рявкнул я на слугу. – Зеркальную печать силы на алтарь, быстро! Марта, укрепи ее, как укрепила полог!
Школяр вскочил на плиту лунного мрамора и замер, оценивая пропорции, а затем переложил жезл из левой руки в правую и принялся не прорезать им даже, а скорее, прорубать в незримой стихии щели. С бегством сарцианки эфирное поле понемногу начало приобретать свою изначальную глубину, и все же мы находились в самом средоточии древнего места силы и в час полнолуния эманации древних обрядов искажали и перекраивали тут саму реальность. Это предельно усложняло работу, поэтому Уве взял за основу наиболее легкую для исполнения схему, и пусть без всякого изящества, зато обстоятельно и мастеровито принялся добавлять черту за чертой и складывать их в пентакль. Чем дальше, тем чернее становилось на контрасте с лунным сиянием плетение, а потом школяр сиганул в сторону, и на миг обретшая материальность печать рухнула
