– Он меня будет кэн-до учить? Не смеши меня, рёбрам больно.
– Ему и без этого есть чему научить, уж поверь мне на слово! – с некоторым недовольством в голосе отрезал Алексей и замолчал.
Он довёл меня до душевой и пошёл на продолжение занятия, а я остался в компании горячей воды и хоровода мыслей. И что характерно, мысли вновь были неутешительными.
Мастер раскусил меня минуте на третьей, после чего всячески пытался спровоцировать на действия, выходящие за рамки тех возможностей, что были показаны ему изначально. И ведь спровоцировал! Прокрутив в памяти всё произошедшее, я насчитал около пяти срывов и промашек, не заметить которые мастер попросту не мог.
Индивидуальные занятия стали ещё одним поводом призадуматься. Новые знания и умения бесспорно нужны. Вопрос будет в цене. Не удивлюсь, если ею станут те секреты моего рода, которыми я владею. Думать о людях слишком хорошо было бы наивно, а позволить подобное… в моей ситуации такое поведение подобно решению отправиться на прогулку в неглиже. Неразумно, глупо и абсолютно бесперспективно.
Закончив подбивать итоги и приводить себя в порядок, я задумчиво повертел в руках телефон и решил никуда не звонить. Если меня приедут забирать опекуны, то автоматически мимо пройдёт возможность познакомиться с городом, а точнее, с его дневной половиной, так как с ночной у меня уже сформировались некоторые отношения. Вызвать такси к школе? А почему бы и нет?
Случайности не случайны. Банально, но правда. Это наблюдение давно стало закономерностью, доказывающей наличие чьей-то могучей и злой воли, вмешивающейся в мою жизнь настолько сильно и часто, что зачастую я не успевал до конца оправиться от последствий одного рокового якобы совпадения, как наступало следующее.
Пересекая быстрым шагом холл учебного корпуса, я мысленно славил богов, ниспославших избавление и сокративших такой непростой первый день учёбы. Тем более что важных дел (и это у подростка!) на остаток дня было невпроворот.
Торопливо толкнул плечом дверь, выскакивая на крыльцо. В лицо пахнуло свежим, слегка прогретым за солнечный день воздухом. Ноги заскользили по отполированной тысячами подошв плитке, покрытой подтаявшим снегом, и понесли меня прочь. Прочь, прочь из этого места, скорее.
Занятый тем, что смотрел под ноги, а не по сторонам, я не успел отреагировать, когда навстречу и вбок мелькнула чья-то фигура. Мы столкнулись случайно и сильно, плечами, и девушке этого хватило. Мою ненаглядную стерву, Наталью Александровну, отбросило в сторону: потеряв равновесие на ступеньках лестницы, ведущей к крыльцу, она начала падать. Падать, даже в этот момент оставаясь прекрасной и привлекательной – легкий румянец на милых, с небольшими ямочками щеках, взлетевшие вверх от удивления брови, растерянный взгляд, приоткрытый во вскрике рот, очерченный плавными изгибами пухлых губ, и рефлекторно протянутая в мою сторону рука. «Картина маслом!» – как любил говаривать дядя Андрей. А именно эту можно было назвать: «Прекрасная принцесса умоляет о помощи, падая в пропасть».
Думать в такие моменты жизни почти непосильная задача. Все происходит очень и очень быстро, трудно отреагировать даже на рефлексах. Поэтому объяснить то, что произошло, я не смог бы даже под дулом пистолета – биение сердца замедлилось, дыхание почти остановилось, а мысли вдруг обрели невиданную четкость. Полное осознание и ясное видение того, что необходимо сделать, чтобы помочь ей, пришло за доли секунды, осталось только воплотить все это в жизнь…
Плавный, стелющийся шаг навстречу, преодолевая боль в натруженных мышцах – обе мои руки уверенно ложатся на талию учительницы, подхватывая её тело, мягко тянут на себя. Совсем немного везения, и все выглядело бы красивым элементом страстного танца, но не сложилось. Там, на небесах, уже был брошен жребий.
Выставленная вперед левая нога поскользнулась на подвернувшейся под подошву льдинке, мое равновесие нарушилось, и падать начал уже я, естественно, утягивая за собой девушку. Впечатавшись со всего маха в ребра ступенек, я явственно услышал хруст позвоночника. Острая, пронзающая до души вспышка боли опалила каждый нерв в теле, спазмом перехватывая горло и не давая кричать. Испуганное лицо Натальи Александровны было последним, что запомнилось, перед тем как затылок наконец-то тоже коснулся поверхности. И все разом померкло, лишая боли, мыслей и чувств…
* * *– Мы могли опоздать, Хандзо-сан. Он умирает. А если и выживет, то, скорее всего, останется калекой, – прошипел миниатюрный ленточный дракончик, беспокойно парящий в воздухе над плечом старого самурая в белом кимоно, расшитом камоном в виде оперения стрелы. Бесплотный и невидимый для людей, как и дух-помощник его рода, он стоял всего в паре шагов от того самого места, где умирал последний потомок его рода. Стоял и размышлял над тем, что он видел в течение всего этого дня.
– Он слаб. Неуклюж. Неуверен в себе. Не обучен. Даже «доспех духа» не смог использовать вовремя. А как он дрался? Да я в его возрасте этого учителя три раза за пояс заткнул бы! И это моя кровь?!. – горько вздохнул Хандзо, растерянно качая головой. – А его воспитание? Манеры и речь? Он скорее гайдзин, чем мой правнук!!! Ты видел, как он опозорился перед женщиной? Розгами надо было бить, ещё в раннем детстве.
– Вы слишком строго судите его, господин. Проклятие уничтожило всю его семью, его тело и дух ещё не оправились от потерь и ран. Рок неумолим, а мальчик остался совсем один…
– Заткнись, ящерица! Не пытайся вызвать во мне жалость! Он – воин! Он не может быть слаб. Слабость – это смерть, а значит, и конец пути!
– …ему просто нужна помощь. Толика вашей силы, знания и умения, в которых вы отказали сыну, мудрость и опыт, совет старшего. Ему нужна семья, – продолжал гнуть свою линию дух-хранитель.
– Я и сам знаю, что делать, чешуйчатое. Великая богиня Амэ обещала дать шанс и дала его, когда пришло время! – рявкнул самурай и шагнул к распростертому на холодных камнях правнуку.
Рядом с ним преклонила колени и срывала голос в призывах о помощи молодая женщина ослепительной и непривычной красоты. Исходящее от её рук теплое желтоватое свечение дара целителя было единственным, что удерживало парня на грани бытия. Хандзо опустился на колени с другой стороны от него, желая лучше рассмотреть непутёвого потомка.
Некрасивое, чуть асимметричное лицо, подвижное и обаятельное, когда мальчик разговаривал, улыбался и просто был задумчив. Дитя смешанного брака, он был белокож, нос сохранил следы недавнего перелома, а тонкие шрамы на всей левой половине лица, которые парень попросил оставить как напоминание о той битве, что изменила его жизнь, что-то изменили в его облике,
