Интересно, в какой мере действуют здесь физические законы и насколько это связано с моей способностью к самоконтролю? Может, я не могу проходить сквозь стены здесь лишь потому, что не выучился этому фокусу наяву?
Я решил двигаться вперед и вверх, следуя наклонному полу пещеры, ведь именно так я делал в запомнившемся обрывке сна. И, тронувшись, ощутил зарождающийся позади меня гнев – гнев охотника, от которого ускользает добыча. А потому постарался набрать наибольшую скорость.
В ледяных пещерах находились не только мои знакомые. Там были и другие старцы, которых я не знал. И груды сокровищ, перемешанных с разным мусором, насыпавшимся откуда-то сверху.
А еще там были книги.
Огромные фолианты в потрескавшихся кожаных переплетах покоились на длинном каменном аналое, словно в ожидании того момента, когда три вещуна одновременно примутся читать их вслух. Первая книга была раскрыта на третьей четверти. Невидимая сила оттолкнула меня прочь, когда я всего лишь скользнул взглядом по странице, но хватило и этого. Я узнал ту самую страницу, которую переписывала Дщерь Ночи, когда Нарайян Сингх прервал ее занятие ради встречи с Душелов. Страница была исписана затейливым каллиграфическим почерком, но я не сомневался в том, что девочка воспроизводила текст со всей возможной точностью.
Я чувствовал, что позади меня нарастает гнев. Казалось, он пытается сфокусироваться на мне. Не желая искушать судьбу, я поспешил убраться с наибольшей скоростью, какую могло обеспечить волевое усилие; на ходу я гадал о природе этого кошмарного сна. Его самые причудливые, фантастические детали воспринимались как явь. Возможно ли, чтобы он являлся отражением некой реальности?
Гнев позади меня набирал силу, хотя, оглянувшись, я ничего не увидел. Тот, кто ярился, не сумел меня изловить.
В следующее мгновение, без всякого ощутимого перехода, я оказался совсем в другом месте. Над головой появилось небо: полная чаша звезд, но никаких признаков луны. Я витал так высоко, что внизу ничего не было видно.
Создавалось впечатление, будто я гулял с духом, только без духа. Отличие заключалось в том, что я не мог сказать Копченому, куда мне нужно, и перенестись туда почти мгновенно. Двигаться-то я был способен, только… требовалось найти ориентиры.
Я вновь дал отпор панике. Главное, не терять головы. В конце концов, кое-какие ориентиры у меня есть. Я знаю, где верх, где низ. Звезд над головой столько, что непросто выделить среди них созвездия, используемые в навигации, но это лучше, чем ничего. Да вот беда – не удосужился я как следует изучить южное небо. И с астронавигационными расчетами мои догадки будут иметь очень мало общего.
На меня пахнуло трупным смрадом. Лишь слегка, но и этого оказалось достаточно, чтобы я устремился к звездному скоплению, казавшемуся знакомым. Вроде бы весной эти звезды висят над северным горизонтом.
Три ярких звезды образовали треугольник, причем одна из них, та, что в вершине, непрерывно мерцала. С ней было связано множество преданий, по большей части довольно мрачных. Впрочем, я этих легенд толком не знал.
С такой высоты мне была видна и четвертая звезда в созвездии, тоже яркая, светившая чуть пониже остальных. Я припомнил, что видел ее, когда Отряд шел к Таглиосу. На какой высоте я нахожусь? Или я где-то далеко к северу от Кьяулуна?
Прекратив двигаться вперед, я скользнул вниз и оказался над ухоженными сельскими угодьями. Во всем чувствовался строжайший рациональный порядок, позволяющий использовать людей, животных и инвентарь с максимальной эффективностью. Сверху это походило на колесо, с центральной усадьбой в центре и четкими линиями полей, с фермами и деревеньками, словно нанизанными на спицы. Возделанная земля перемежалась лесополосами. Видимо, это место служило источником дичи, топлива и строительных материалов; поэтому его не разорили. Уже началась подготовка к весеннему севу, но, поскольку стояла ночь, работников на полях не было.
Я миновал одно «колесо» за другим. Между ними лежали дебри – надо полагать, источник дичи, дров и угля.
Мне доводилось слышать об этом крае. Он находился в Тенеземье, к западу от Кьяулуна. Длиннотень экспериментировал в сельском хозяйстве, стремясь увеличить производство продуктов, уменьшив при этом число работников. Люди были ему нужны для строительства Вершины и службы в войсках.
Выходит, я не так уж далеко от моей компании.
Я повернул на восток. Казалось, прошли долгие часы, прежде чем мне удалось увидеть огни в развалинах Кьяулуна. Вскоре обнаружился и наш лагерь, и моя берлога.
Я успокоился и решил немного поэкспериментировать. Через несколько мгновений стало ясно, что я не могу пройти не только сквозь стену, но даже сквозь одеяло, которым Одноглазый занавесил вход. Но зато мне удается проскользнуть сквозь щель, слишком узкую даже для мыши или змеи.
А вот перемещаться во времени – ни назад, ни вперед – не получалось. Я был ограничен теми временны́ми рамками, в которых существовало мое спящее тело.
Во сне я мог действовать вполне сознательно. Сон казался вполне реальным. Скорее всего, я видел наш лагерь именно таким, каким он и был в то время, когда я спал. Возможно, мне просто недоставало воображения, чтобы выстроить целый мир снов, в точности воспроизводящий действительность.
Тут я задался немаловажным вопросом: удастся ли мне повторить этот фокус снова? Что, если в другой раз обстановка выйдет из-под контроля и я снова буду проваливаться в иные миры вне зависимости от своего желания, как было, когда я проваливался в кошмар Дежагора?
Поскольку исключить этого нельзя, будет разумно, если я сейчас же использую открывшиеся возможности на все сто.
Я отполз назад, в холод, которого не ощущал, и подумал было о том, чтобы двинуться на равнину, но эта мысль почему-то вызвала мощное отторжение. Может быть, потом.
Вместо этого я направился к горам, к логову Душелов. Без Копченого мне удалось подобраться совсем близко, даже не потревожив ворон. Они дрыхли. Как и их хозяйка.
Гости уже ушли, так что ни черта я не выяснил. Стоило бы наведаться в Вершину и посмотреть, что там происходит, но на востоке уже брезжил рассвет. И чем светлее становилось, тем сильнее мне хотелось вернуться в безопасное прибежище, в собственную плоть.
Матушка Гота уже была на ногах. И ей, похоже, удалось то, что не удалось Душелов, – каким-то образом она ощутила мое появление. Когда я проскользнул внутрь, она обернулась, уставилась прямо на меня и нахмурилась, поскольку ничего не увидела. А потом содрогнулась, как бывает, когда по спине пробегает холодок.
Затем Гота вернулась к своей стряпне. Причем, как я заметил, наготовила она больше, чем все мы – я, Тай Дэй
