- И поэтому решили убить себя?
- Почему убить? Просто заболеть простудой.
- Судя по тому, какую ядерную смесь вы выпили, вы явно стремились к летальному исходу.
- Нет, профессор! Я правда хотела просто заболеть и провести завтрашний день в медицинском крыле, чтобы не ходить на бал.
Какое-то время профессор Снейп внимательно смотрел на Юну, потом откинулся на спинку стула и перестал стучать.
- Вы не перестаёте меня удивлять, мисс Уайт. Сначала вы выбираете Пуффендуй, хотя по всем характеристикам подходите Слизерину, о чём, между прочим, писал в рекомендации директор Дурмстранга. Затем вы весь семестр попадаете в неприятности, хотя на вашей успеваемости это никак не сказывается. Вы нападаете на ученика в Хогсмиде и убеждаете директора создать дуэльный клуб. О, да, я в курсе всего, что происходит в Хогвартсе, мисс Уайт. И вот сейчас вы травите себя. И причиной не являются экзамены, несчастная любовь или невыполненные домашние работы. Нет. Вы просто не хотите идти на бал. Не кажется ли вам самой подобная причина неправдоподобной?
- Нормальная причина, - буркнула себе под нос Юна.
- Что ж, - сказал профессор, вставая со стула, - Раз вы отказываетесь говорить на чистоту, я вынужден позвать директора и вашего декана Ламию Смит, чтобы обсудить …
- Профессор Снейп, - Юна вскочила на ноги да так резво, что чуть не упала снова, и ей пришлось опереться о стену, - Профессор, хотите дайте мне сыворотку правды или примените легилименцию! Я выпила вирусное зелье, чтобы не идти на ваш чертов бал! Во втором флаконе была жидкость точно такого же цвета, но не было этикетки. Я просто ошиблась! Это чистая правда!
Профессор Снейп замер в дверях.
- Ваша ошибка чуть не стоила вам жизни, Юна Уайт, - процедил он сквозь зубы, - Это было безответственно…
- Глупо, ужасно неразумно, бестолково, абсурдно! Я всё понимаю, профессор. Прошу вас не говорите никому о произошедшем. Пожалуйста! Я больше никогда ничего подобного не сделаю! – взмолилась Юна, всё ещё держась за стену.
- Уберите всё здесь, прежде чем покинуть кабинет, мисс Уайт, - с металлом в голосе сказал профессор, - Я лично прослежу, чтобы вы не пропустили бал. Это будет вам хорошим уроком.
Профессор ушёл, прислав домового эльфа, которые в избытке служили на кухне Хогвартса, следить за Юной.
- Понки прислали, чтобы следить за мисс Юной Уайт, а не мыть миски, - пропищал большеглазый сморщенный эльф, когда Юна попросила его помочь с уборкой.
- Мисс Уайт сама должна мыть миски, а Понки даже не прикоснётся к ним, - эльф с таким горем в голосе причитал, словно у него отобрали смысл жизни.
- Да провались ты сквозь землю, Понки! – не выдержала Юна, - не хочешь, не помогай. Сама всё сделаю.
- Понки не может провалиться сквозь землю, мисс Уайт. Понки очень жаль, очень жаль! Понки должен быть в лаборатории профессора Снейпа и следить за Юной Уайт, не спускать глаз с Юны, пока она моет миски. Именно так, мисс Уайт, не Понки должен мыть миски, а Юна. Понки будет просто смотреть.
- Вот и смотри, шпион кривоухий! – прошипела Юна, включая воду и наливая моющее средство на мочалку.
- У Понки не кривые уши. У Понки самые прямые уши на всей кухне Хогвартса!
- Ну и подавись, - ворчала Юна.
- Понки не может подавиться просто так, мисс Юна. Понки надо что-то взять в рот, чтобы подавиться. Но Понки ничего не возьмёт в рот, потому что в рот можно брать только отходы. Да, только отходы, мисс Юна.
- Да замолчи ты уже! – рявкнула Юна и запустила в эльфа мочалкой, но тот с треском исчез и оказался в двух шагах от упавшей на землю мочалки.
- Мисс Уайт уронила мочалку. Понки может подать мисс Уайт мочалку, если мисс Уайт хочет. Но не будет мыть посуду. Понки не будет мыть посуду.
- Да поняла я уже, - вздохнула Юна и протянула руку, - Давай мочалку.
Понки тут же схватил мочалку и расплёскивая мыло во все стороны понёс Юне.
Уже лёжа в кровати, Юна думала, расскажет ли профессор Снейп о том, что произошло или нет. Она не была уверена. Он же ничего чёткого не ответил. Если расскажет, то Юне придётся объяснять, что в этот день умерла её мама. Для других смерть одного из Пожирателей Смерти никакой не траур, скорее логический конец ужасного преступника, но для Юны всё было иначе. Мама всегда остаётся мамой. К тому же в памяти сохранились моменты, когда они вместе с мамой читали книги, сидя перед печкой, гуляли по пляжу, строили замки из песка, собирали цветы возле дома и делали букеты. Она никогда не видела второго лица мамы. Только наедине с папой мама становилась другой, да на суде её словно подменили. Будто бы и не мама вовсе сидела прикованная к креслу и не её глаза горели безумием и злобой.
Юна закрыла глаза и начала проваливаться в сон.
Спит леди! Пусть покойно спит,
Пусть небо спящую хранит…
…Пусть червь - могильный труд творит!
Пусть отворит туманный бор
Семейный склеп, где с давних пор
Покой таинственных могил
Лишь трепетно тревожим был,
Когда фамильные гроба
Печально множила судьба;
Таинствен склеп, как в те года,
Когда она - дитя тогда -
Бросала камешки туда.
Но в этот раз из гулких врат
Пусть эхо не звучит трикрат,
Вселяя давний детский страх,
Что это стонет смерть в гробах. *
Сквозь закрытые веки, обжигая кожу, на подушку скатилась одинокая слеза. Юна уснула и снились ей бескрайние берега Чёрного моря и мамины следы на мокром песке.
Комментарий к 3.
*(отрывок из стихотворения “Спящая” Эдгара Алана По. Пер. Эппеля.
========== 4. ==========
Утро двадцать второго числа встретило Юну переполохом. Вики ни свет ни заря прыгнула на кровать подруги и запричитала так, словно её лишили самого заветного желания.
- Беда! – закричала она в уши ещё не проснувшейся Юны, - Беда, беда, беда! Ужас! Кошмар! Катастрофа!
- Мерлин! Вики! – заскрипела из под одеяла Юна, - Что стряслось? Дарен танцевал с другой?
- Хуже! – зашмыгала носом подруга.
- А вот это уже интересно, - садясь на кровать и отгоняя сонливость, сказала Юна, - Что может быть важнее Дарена?
- Платье! – уже навзрыд плакала Вики.
Юне наконец-то удалось разомкнуть веки и она оглядела свою подругу. Золотистые волосы Вики торчали во все стороны острыми пиками от лосьона, плечи тряслись от рыданий, в руках подруга держала своё платье. С первого взгляда Юна ничего не заметила, но, взяв платье в свои руки и распрямив, она увидела, что платье безвозвратно испорчено. Кто-то изрезал его на длинные продольные лоскутки,
