«Из мерзкой осенней погоды меня перебросило куда-то в тёплые края. Наверное, и во времени переместило в Средние века… Или передо мной два стада осатаневших реконструкторов древности?…»
Последняя догадка родилась не на пустом месте. Потому что две ватаги, примерно по сотне человек в каждой, наконец-то сошлись с грохотом, скрежетом и рёвом. Кое-где даже искры мелькнули от соприкоснувшейся стали. Началась рубка. Мелькали топоры. Поблёскивали несущиеся в странных замахах мечи. Угрожающе вибрировали широкие наконечники копий. Грохот и вопли оставались по своей силе на прежнем уровне. Стали видны первые жертвы, которые картинно выпадали из свалки и замирали на травке в самых нелепых, но весьма трагичных позах.
На мой взгляд профессионала, артисты и статисты работали сумбурно, хаотично и неправдоподобно. Но если судить с точки зрения обывателя… Да учитывая, что люди просто развлекаются… И не забывая о технике безопасности: убить такими железяками можно друг друга и нечаянно… То сражение было очень даже зрелищным и красочным. И опытный человек сразу понимал, насколько это сложно: собрать, одеть, экипировать, обучить, согласовать и так далее, и тому подобное. Сам половину жизни снимал фильмы и создавал сцены с помощью компьютерной анимации.
Так что я искренне увлёкся просмотром, не заметив, как поднялся на ноги, чтобы рассмотреть побоище лучше и во всех подробностях. При этом скорей машинально отметил, что мне жарко, и попытался хотя бы капюшон куртки откинуть с головы. В тот же момент заметил в руке и бутылку водки, которую перед потерей сознания (скажем так) открыть не успел. Бутылка выглядела целёхонькой, поэтому была быстро упрятана во внутренний карман. И не потому, что опасался лишних ртов на моё добро, а из-за банальной стеснительности. Всё-таки я человек публичный, довольно известный, и намерения выпить вульгарно, с горла, могли расцениваться окружающими как низвержение авторитета. Стыдно.
В тот момент во мне подспудно зрело ощущение, что вот-вот я проснусь или приду в себя и всё вернётся на круги своя.
Тогда как смена ракурса позволила рассмотреть массу иных интересных деталей. Лёжа на земле, я не видел других людей, которых скрыла масса сходящихся на смертный бой воинов и небольшое стадо пасущихся коров. А новых действующих лиц оказалось достаточно. И в каком статусе! И в каком колоритном обрамлении!
Палатки. Несколько автобусов и десяток автомобилей в стиле ретро. Десяток треног с лампами дополнительного освещения. Несколько массивных колонок. Несколько громадных камер на стационарных постаментах. И одна камера с оператором на движущейся по рельсам тележке. Несколько человек, отдельно восседающих на раскладных креслах. Лампы не горят, хватает вполне солнечного освещения. Колонки работают, выдавая тот самый скрежет, грохот и рёв ведущейся битвы. Коровы флегматично жуют травяную жвачку, в недоумении рассматривая стадо людей, так не соответствующее сельской пасторали.
Ладно животные, они и так возле меня находились. А вот съёмочную группу я видел всё лучше и лучше благодаря падающим на землю «убитым» и «раненым». При этом моё удивление только возрастало. Потому что снимали кино совсем уж допотопными, громадными камерами. Такие, плёночные, существовали в двадцатых-тридцатых годах двадцатого века. Древнее убожество и полный отстой. Вряд ли до нашего времени могли такие вот анахронизмы сохраниться в рабочем состоянии.
Мысли по этому поводу тоже появились соответствующие:
«Да они никак просто имитируют процесс съёмки?! Этакое кино о старом кино? – моя голова стала непроизвольно вертеться во все стороны, пытаясь высмотреть современные видеокамеры. – Где же они? Скрытыми снимают?… Какой смысл?…»
В самом деле, всё больше и больше происходящее вокруг смотрелось как театр абсурда. Ещё и теплынь стояла такая, что мне чуть плохо не стало от пробравшей меня жары. Мало того что расстегнулся, но уже начал снимать куртку и подумывал о том, чтобы сразу и свитер снять. Ещё и мимолётно удивился: как в такой жаре двигаются укутанные в стальную экипировку артисты?
Скорей всего, воины тоже жутко страдали, потому что стали пачками и кучками валиться на зелёную травку, затихая на ней и расслабляясь в притворной кончине. На ногах оставалось около десятка, которые совсем выбивались из образа неутомимых берсерков, будучи уже не в силах размахивать тяжеленным железом. Будь я на месте режиссёра, уже давно прекратил бы съёмку этого жалкого зрелища.
Видимо, коллега тоже пришёл к данному выводу. Потому что раздался истерический крик:
– Стоп! Стоп! – прекращающий работу группы. А вот причина оказалась отнюдь не в усталости статистов или актёров: – Что это у нас творится на заднем плане?! Откуда это чмо крестьянское там выползло?!
Причём кричал не солидный с виду дядька и не красивый мужчина с сединой на висках, которые по всем канонам могли соответствовать главным людям на съёмочной площадке. Эти двое так и остались сидеть в креслах с видом ничем не возмутимых стоиков. А вскочил на ноги и сейчас размахивал длинными ручками худющий и несуразный на вид молодой человек лет двадцати, не больше. Кстати, тыкал он своими ручонками именно в мою сторону. Опять-таки и все остальные на меня глядели строго и осуждающе. Даже «раненые» и «убитые» из позиции лёжа уставились, словно на явление царя Гороха.
Непроизвольно оглянувшись на лес (может, спутали с кем или кто ещё тут кроме меня бродит?), я попытался прокашлять в ответ: «Сам такой!» Именно что прокашлять, потому что ничего дельного из этих двух слов не сложилось. У меня в горле появилось ощущение, что мешает говорить комок наждачной бумаги. Ну и новые ощущения неправильности происходящего появились, только я ещё не понял, к чему конкретно они относятся.
Тогда как худосочный прыщ продолжал изгаляться над фактом моего здесь появления:
– Или это какой-то бродяга бездомный? – странно, одет я вроде прилично, пусть и не по местной моде. – А скорей всего беглый работник с фермы! Только как он через этот дикий лес прошёл? Там же полно волков и медведей!
При этих словах по телам всех присутствующих (кроме меня и коров) словно волна тока прошла. Все шевельнулись, взбодрились, заулыбались, а кто неудобно лежал на земле, с лязгом экипировки уселись, лицом в мою сторону.
Тогда как крикун вновь сменил тон на трагичный и даже испуганный:
– Точно! Смотрите туда! Там медведь продирается сквозь подлесок! Он же сейчас этого бродягу на куски порвёт! А потом и сожрёт!
И ведь явно этот недоедающий тип переигрывает. Не хочу брать на себя лавры Станиславского, но я ни одному прозвучавшему слову не поверил. Плохой из него артист! И откуда здесь медведи возьмутся? Лес как лес, хоть и густой. Да и коровы рядом пасутся, ничего не пугаясь и обращая внимание только на людей. Так что я стал прокашливаться, чтобы озвучить ответную фразу. Что-то типа: «Превед! Пришёл
