заперла дверь офиса, сдала ключ охраннику бизнес-центра и зацокала каблучками в сторону метро.
Марина Анатольевна возвращалась в метро от внука. Дочь с зятем жили на другом конце Москвы, и Марина Анатольевна нечасто выбиралась к ним. Отношения с зятем были ровные, но прохладные, дочь тоже редко выбиралась к матери.
– Все работают, деньги заколачивают… а куда их девать-то, лучше б с Федькой больше занимались… – думала она о своем, вполглаза читая книжку, за ненадобностью отданную ей дочерью – какой-то одноразовый любовный роман.
Семеныч вошел в первый вагон и огляделся. Свободных мест было в достатке – собственно, в вагоне, кроме него было еще четверо – и все сидели на разных лавках. Мужик в уголке сидел, откинув голову и прикрыв глаза, на коленях – целлофановый пакет. Стройная коротко стриженная деваха метнула быстрый настороженный взгляд на Семеныча, поджала губы и принялась демонстративно рассматривать схему линий напротив себя. Прилизанный пацан лет семнадцати, модно одетый, с глянцевым журналом в руках…
– Пидор – коротко охарактеризовал его Семеныч про себя.
Последней была немолодая толстая тетка с хозяйственной сумкой и маленькой книжкой.
– Осторожно, двери закрываются, следующая станция – «Серпуховская»
Семеныч положил свои мешки около пустой лавки, сел, а потом улегся, с наслаждением вытянув ноги и закрыл глаза.
Когда-то его звали Василий Семенович, он был учителем в Куровском под Москвой, преподавал историю и обществоведение, а по совместительству – еще и труд.
Но общество вдруг изменило свое устройство, и Семенычу не нашлось в нем приличного места. Он поехал в Москву на заработки. Теперь его заработком была сдача бутылок и жестяных банок…
2.
Неожиданно в вагоне погас свет, а поезд, проехав еще немного по инерции, остановился.
Минут через пять темноты раздался срывающийся визгливый женский голос:
– Да что ж… это… делается…
Потом неуверенные шаги, мягкий стук падающего грузного тела -
– Ой! Ох, да как же…
Опять шаги, стук в перегородку кабины машиниста и все тот же визгливый голос:
– Чего творится-то? эй!
Лязгнул замок, скрипнула дверь:
– Блин, ну чо ломишься-то, я…, что ли? Напряжение пропало.
– А что это вы со мной так разговариваете?
– Не нравится – иди нах…
Дверь захлопнулась.
– Не, ну вы видали? – заохала Марина Анатольевна. – Хамло! Я жаловаться буду! Я милицию вызову! Я…
Она не успела договорить, как пол ушел у нее из под ног и, больно стукнувшись о поручень сиденья, Марина Анатольевна отлетела к двери.
Раздался жуткий грохот и скрежет, вагон еще раз мотнуло, потом все затихло. Дверь кабины машиниста опять открылась, ударил луч фонаря, запрыгал, уперся в дальний конец вагона. Конца вагона не было, вместо него была смесь металла, бетона и земли, по которой сочились тонкие струйки воды. Мужик, сидевший в конце вагона, как ни странно, был жив – когда вагон качнуло, он инстинктивно бросился на пол и откатился вперед. Кусок тюбинга теперь торчал сантиметрах в десяти от его ног. Он сел, матюгнулся, взглянул на то, сталось с местом, где он сидел и его лицо расплылось в глупой улыбке.
Потом улыбка сползла с его лица, и он рывком вскочил на ноги.
Остальные четверо медленно пассажиров поднимались с пола, бомж помог молоденькой девушке, несмотря на ее брезгливую гримаску – она ушиблась при падении, и встать ей было трудновато.
Машинист протянул руку немолодой женщине, паренек бросился на помощь и совместными усилиями они подняли и ее.
Все негромко что-то бормотали себе под нос, матерились или охали. Женщина постарше заплакала в голос.
Машинист произнес:
– Надо выбираться. Аккумуляторов в фонарике надолго не хватит. Женщины, идти можете?
Женщины кивнули.
– Меня, кстати, Алексеем зовут.
– Майор Мельников.
– Маша…
– Тим.
– Марина… хлюп… Анатольевна…
– Семеныч.