– Ну да, а вокруг тебя нет гребаного тумана, – прорычал Рингил. – Сколько времени пройдет, прежде чем я с этим свыкнусь?
– Боюсь, ты столько не проживешь. – Двенда уставился на огонь; отблески пламени заставили его глаза светиться, будто раскаленный металл. – Ни одному человеку это не удалось на моей памяти, кроме, разве что… нет, он не был в полном смысле человеком.
– О ком ты?
– Это не имеет значения. – Ситлоу поднял глаза и грустно улыбнулся. – Ты спросил, сколько времени пройдет. Честно говоря, понятия не имею. У меня это от рождения, как и у всех сородичей. Наши дети перемещаются в Серые Края и обратно с момента появления на свет.
Потом они шли друг за другом по протоптанной в чаще тропе, вверх по склону холма. Рингил следовал за широкоплечим двендой беспрекословно – в этом ощущалось что-то неправильное, но чувство было настолько странным, что он не мог в нем разобраться. За искривленными стволами с грубой корой росло бледное сияние, от которого земля под ногами проступала более четко, но в подлинный свет оно не перешло.
– Куда мы идем? – спросил Рингил, обращаясь к спине Ситлоу.
– Туда, куда ты хотел попасть, – донеслось в ответ. Двенда не оглянулся и не замедлил шаг. – Я помогу тебе выполнить свой долг.
– С чего бы вдруг?
Раздался похотливый смешок, от которого в паху Рингила пробудилась сладостная боль.
– И короткая же у тебя память, Рингил Ангельские Глазки.
– Повезло, что я вообще что-то помню, – проворчал Рингил. – В таком месте…
И он опять почувствовал дрожь.
Рингил снова оказался в саду, где седой солдат в облачении имперского кавалериста твердил, что знает его, и без остановки рассказывал о совершенно незнакомых кампаниях в пустыне.
– Можно подумать, мы не предупреждали старика Эршнара Кэла не покидать скалы, ага? Эти береговые дурни понятия не имеют, как вести войну в пустыне. Неудивительно, что чешуйчатые морды порвали их на куски до нашего возвращения. Помнишь, что они сделали с ребрами Кэла, каким его оставили?
– Не помню. – В голосе Рингила прозвучало отчаяние, потому что жуткие картины, залитые ослепительным солнечным светом, начали просачиваться в его разум, хотя он никогда их не видел. – Я же сказал, мать твою, меня там не было!
– Мне потом много месяцев по ночам кошмары снились, да. – Кавалерист не обращал внимания на его протесты. Наверное, ему – им всем – приходилось так поступать, как Рингилу – сопротивляться домыслам каждого призрака, чтобы собственное существование не оборвалось. – Все еще снятся иногда жарким летом, все еще просыпаюсь в поту и ору, потому что увидел, как чешуйчатые морды выбираются из песка, куда ни кинь взгляд. Тебе тоже такое снится?
– Чешуйчатый народ пришел из моря, – твердо ответил Рингил. – В пустыне их никто не видел. Они появились из западного океана, и мы их туда же загнали. Вот что я помню, и вот, что случилось, мать твою. Я понятия не имею, кто ты такой.
В глазах солдата отразились удивление и обида. Рингил вспомнил, какое у Дарби сделалось лицо, когда он предложил ветерану деньги, и подумал о том, как бедолага выглядел, когда Искон Каад проткнул его насквозь. Опустил глаза, пристыженный.
– Ты держись, Гил, – смущенно проговорил Миляга. Неизвестный солдат исчез, но сад Шалака остался. – Так будет лучше.
– Да ладно? – заплетающимся языком спросил Рингил. – Кому лучше, а?
– Тебе никто не желает зла.
– Не надо втюхивать мне всякую хрень. Вали в свой домик в Луговинах.
– А-а, я понял. Некоторые вещи позволены только Эскиатам этого мира, да? Видимо, мне полагалось и дальше развлекать тебя здесь, в трущобах.
Рингил ухмыльнулся, переходя к обороне.
– Что такое, Миляга? Хочешь быть как я? Смотри не надорвись.
Милакар отвернулся. Рингил ждал, что он растает как тот кавалерист, но осознал, что хочет, чтобы Миляга не исчезал.
– Мне жаль, что так случилось с Гиршем, – сказал он, обращаясь к спине Милакара. – Но, кажется, Эрил успел сбежать. Должен был успеть.
Миляга нетерпеливо взмахнул рукой – это было поспешное, сердитое движение. Рингил по-прежнему не видел его лица. Милакар так и не повернулся, чтобы встретиться взглядом со старым другом.
* * *Выбравшись из пещерной тьмы, они стали пробираться через россыпь массивных гранитных валунов, утопающих в мягком белом песке. Рингил не знал, как долго они шли – сад был последним, что он четко запомнил, а перед садом была тропинка через лес, но воспоминания о ней расплывались. Теперь высоко над головой был неровный край выхода из прибрежного грота, откуда они только что появились, словно кривая рамка для картины, изображающей пряж и прибой. Над морем в ночном небе сияла горстка звезд и…
Рингил резко остановился.
– Это что еще за хрень?
Ситлоу замер между двумя валунами и бросил на него косой взгляд.
– Это луна.
Рингил уставился на мягко светящийся и покрытый темноватыми пятнами грязно-желтый диск, который самодовольно завис прямо над линией горизонта.
– Похожа на солнце, – пробормотал он. – Но только взгляни, какая старая… Будто совсем выгорела. Поэтому свет здесь такой слабый?
– Нет.
– Это Небесный Дом, про который говорят маджаки?
Нотка нетерпения закралась в голос двенды.
– Нет, не он. Теперь держись рядом. Это не совсем моя территория.
– Что ты… – начал Рингил и умолк.
В полосе прибоя виднелись какие-то фигуры.
Они почти не двигались, так что сперва он подумал, что это статуи или камни, очертаниями напоминающие людей. Но потом существа зашевелились, и от внезапной перемены Рингил почувствовал, как по хребту пробежал холодок. До них было ярдов двадцать, и в тусклом свете не стоило всецело полагаться на увиденное, но, кажется, Рингил увидел груди, огромные светящиеся глаза и круглые рты, как у миног.
– Мне не помешало бы оружие, – прошипел он в спину Ситлоу.
– Оно у тебя есть, – рассеянно ответил двенда. – Меч в ножнах на спине, а за поясом – тот грязный зуб маленькой рептилии, с которым ты умеешь хорошо обращаться. Но если все обернется плохо, толку от них будет мало.
Рингил хлопнул себя по плечу и нащупал сперва ремень от ножен, а потом навершие Друга Воронов – меч был на месте, в пределах досягаемости. Но пару секунд назад Рингил готов был поклясться, что не ощущает знакомой тяжести.
– Не трогай, – напряженным голосом предупредил Ситлоу. – Просто улыбайся акийя, держись подальше от воды и не останавливайся. Скорее всего, они не станут с нами связываться.
Он первым двинулся в обход груды сваленных как попало гранитных блоков. Гладкий бледный песок под ногами теперь стал сырым, прибой был совсем близко. Фигуры в воде сдвинулись, одна или две исчезли в волнах, но в остальном они, казалось, довольствовались тем, что наблюдали
