Бензин почти на нуле… И вдруг все замерло. Время застыло прозрачным стеклом и в ушах раздался писк. Далёкий крик новорожденного сына, переходящий в тонкий скулеж волчонка. Воздух в лёгких вспыхнул и исчез.
Из машины он вывалился.
Вслепую скреб по двери, а потом просто упал, зарываясь пальцами во влажную траву разбитой временем обочины. Хватал ртом воздух и не мог словить ни одного атома кислорода. Реальность вокруг раскалывалась на сотню остро-режущих осколков и впивалась в кипящий мозг Нет! Это невозможно! Никак! Милолика просто не могла дать ему сильного оборотня. Это было так же нереально, как выиграть в заранее проплаченную лотерею джекпот, как научится летать, прыгнув с небоскреба, как…
Сильная рука сдавила плечо. И вовремя. Потому что следом за плачем детёныша раздался нежный зов волчицы. Его волчицы!
Она не понимала, кто все эти странные. и все равно смутно знакомые. существа вокруг. И почему они молча смотрят на нее. Волчица зарычала. обнажая клыки.
Прижала уши и ещё больше придвинулась к скулящему детёнышу Его надо облизать. Умыть маленькую слепую мордочку, давая почувствовать, что он больше не один. Щенок так плакал! Так нуждался в помощи, что тьма, окружавшая ее, в этот раз не сумела помешать выбраться. С громким воем она рванулась на встречу едва слышному писку. Напрягая лапы и спину. карабкалась вверх, прогрызая себе путь наружу. И оказалась вдруг здесь. Среди остро пахнущих предметов и странных существ на задних лапах. Торопливо облизав дрожащего детёныша. она коротко взвыла. Ей тоже нужна помощь. Того, большого и сильного, которого она несколько раз ощущала рядом с собой. Где он сейчас? Волчица опять позвала.
Одно существо вдруг шевельнулось и издало странный звук.
— Милолика.
Шерсть на загривке встала дыбом. Она знала это слово. Слышала много-много раз.
Так звали… ее? Когда она сама ходила на двух лапах?
— Милолика, это я, Кира. О Господи, девочка моя…
Киру она тоже знала. Хорошее слово. Любимое. Существа вокруг задвигались.
Женщины. Ведьмы. Волчонок запищал.
— Милолика, вернись.
Вернуться куда? Опять в темноту? Где нет ничего кроме невыносимой тоски. Она не хотела! Ей не нравилась теснота вокруг, но это лучше чем бесконечность взаперти.
Волчонок опять закричал. Выгнулся, захлебываясь болью, и вдруг изменился. Стал таким же двуногим. Но очень маленьким. Ребенок. Он хотел есть, ее ребенок!
Внутри шевельнулось что-то сильное. Знакомое и незнакомое одновременно.
Другая она. Так, которая Милолика. На двух ногах ей надо накормить сына.
Мгновенная, ослепляющая боль вырвала из горла крик.
* * *Руслан
Он сам сел за руль. Влад пытался помешать, но Руслан просто смел его с пути.
Волчица. Волчонок. Поздний оборот и оборот с рождения. Невозможно. Не насмешка — оглушающий хохот судьбы прямо в лицо.
Деревья за окном мелькали смазанными пятнами. Влад с кем-то ругался по телефону, а он гнал вперёд, следуя до предела обострившимся инстинктам. Найти.
Вернуть. Сделать своей Совсем. Между шеей и левым плечом немели от предвкушения. Ощущения крохотных зубок впивающихся под кожу.
Она поставит метку. Волчица потребует и девочка просто не сможет сопротивляться. А потом он будет ее учить. Поздние обороты почти всегда проблемные. Сформированное человеческое «Я» раскалывается, трансформируясь в нечто новое. И потеряшек больше всего среди поздних…
— Рус, не гони!
А он просто не мог оторваться ноги от педали с газом. Умирал от желания почувствовать вес сына на руках и схватить за холку одну ненормальную, вырывая из жадных рук ведьм. Где она рожала, в какой дыре? Перед глазами прыгали почерневшие от копоти бревенчатые стены с высохшими пучками трав. Только бы кровотечения не было и с ребенком все хорошо! И успеть до обряда. Мать Волчица.
Только бы успеть! Они ведь не станут сразу. Это опасно! А Милолика уже рядом — он ехал практически по прямой.
И Руслан загнал бы к чертям мотор под отборную ругань брата, но внезапная слабость лишила тело костей. Машина юзом съехала на обочину, пока пальцы драли майку на груди. Старые, проржавевшие шипы строгого ошейника впились в шею. Сдавили до хрипа и волк внутри взвыл. Горько и жалобно — все кончено.
Сейчас.
И реальность перед глазами поплыла, задрожала хрупким маревом. И, когда лопнула первая нить Привязки, зверь закричал. Так, как не кричал в подвале, когда его, зареванного и избитого тринадцатилетнего пацана, волокли по выщербленному бетону и швыряли в клетки к озверевшим оборотням.
— Нет! Нет! Лика-а-а, — он выл и хрипел, хватаясь за горло, — пожалуйста, нет!
Привязка трещала по всем швам. Руслан видел их, эти сияющие золотые нити, как они пропадают и истончаются. Голыми бы руками схватил и через запах палёной плоти и боль, но связал обратно. А они все распадались, и собственная беспомощность рвалась из груди хрипом и проклятиями!
Рот полнился металлическим привкусом, когда последняя, связывающая их нить лопнула, как гнилая веревка. Плотный ком тишины забил уши, и зверь тоже замолчал. Вяло, просто по инерции, еще раз попробовал выбраться наружу, но потом затих, уставший от бесполезной борьбы. Больше у него пары не было…
* * *Владислав
Он Руслана таким только один раз видел. Когда его из подвала достали. С истертой в кровь шеей, тощего, и почти без сознания от пережитого. И вот теперь.
— Руслан.
Брат посмотрел на него. Точнее мимо. Лоб весь мокрый, ворот черной майки в лоскуты и глаза как два бездонных омута.
— Она разорвала Привязку, — шепнул одними губами.
Влад отвернулся. Наверное, ему должно было быть стыдно — Рус едва дышал, а все равно хотелось кричать от облегчения. Потому что за то время, что рядом с Милоликой был, чуть сам умом не тронулся. Женщина, которая стала ему так нужна — пара брата. И он ничего с этим сделать не мог. И Алька ночью опять сниться стала. Только стройненькая, как Милолика и глаза другие. Сядет рядом с ним на кровать, в руках тарелка, а на ней подгоревшие оладьи. И улыбается, как улыбалась ему в первую их ночь. немножко испуганно и доверчиво.
