Глава 1
Если бы Катя знала, к чему в итоге приведет ее внезапное желание подойти к лотку букиниста, то никогда, ни при каких обстоятельствах не сделала бы и шага в сторону толстых унылых томов, пахнущих книжной пылью и одиночеством. Ленинская библиотека распродавала на небольшой стойке возле раздевалки те книги, которые в ее закромах имелись в двойном экземпляре, и букинист, маленький, такой же потертый временем, как и те тома, которыми он торговал, смотрел выцветшими глазами на проходящих мимо студентов филфака, пенсионеров, которым скучно сидеть дома, и школьников из краеведческого кружка и молчал, никому не предлагая купить свой товар. Когда Катя подошла к лотку и вытянула наугад одну из книг, то продавец даже не оживился. Он словно не видел Катю, глядя куда-то сквозь нее — похоже, ему не было дела до того, купит ли кто-то старые книги на раскладке или пройдет мимо.
— Сколько? — спросила она.
«Молитвы и заговоры Велецкой области» оказались неожиданно тяжелыми для достаточно аккуратного маленького тома.
— Сто, — негромко проскрипел букинист.
Катя отсчитала купюры и ссыпала несколько недостающих до названной суммы монет в протянутую пергаментно-желтую ладонь и спрятала книгу в сумку, в компанию к двум учебникам по социологии, искренне недоумевая, зачем вообще ей понадобилась книга по магии. Потом спускаясь по лестнице на улицу и на ходу застегивая простенькое темное пальто, Катя неожиданно вспомнила: Аверченко, один из преподавателей, говорил недавно об общественном значении магического мышления — а тему курсовой она пока так и не выбрала. Что ж, как говорит их староста, веселая разбитная Машка с дальних хуторов области, все должно идти в дело, в том числе и неожиданные покупки.
Про книгу она вспомнила поздно вечером, когда, сидя в синенькой соцсети и просматривая новости друзей, увидела, что Кирилл выложил целую гору фотографий из какого-то клуба — на всех он был в обнимку с какой-то пергидрольной девицей очень легкого поведения. Катя пролистала снимки сперва один раз, затем другой, и только потом поняла, что мышка дрожит в ее пальцах, а левая рука немеет. Кирилл. Тот самый Кирилл, которого она обожала с первого курса и которому однажды, на пьяной вечеринке в общаге, призналась в любви. Кирилл тогда помолчал, потом обнял ее по-дружески и сказал:
— Малыш, ты очень хорошая. Ты лучше всех. Прости, но я предпочитаю парней. Прости.
Эти слова отрезвили Катю — она ушла из общаги и долго бродила по улицам просто так, без цели и направления, «выбивала из ног глухоту», как выражалась мама. В голове звенело «Прости. Ты лучше всех, но…», и Катя думала, что сойдет с ума от этого звона. Впрочем, ранним утром, стоя на смотровой площадке над рекой и отогреваясь чашкой кофе в картонном стаканчике, купленной на последние деньги в автомате, она решила, что жизнь продолжается, и нет смысла мучиться по поводу того, чего ты никогда не сумеешь изменить при всем желании.
Да, теперь прекрасно видно, как он предпочитает парней, жадно засовывая руку под майку пергидрольки. Катя всхлипнула. Веселая девица не отличалась ни красотой, ни обаянием. В ней, объективно говоря, не было ничего такого. Катя, высокая тоненькая шатенка, не уничтожала волосы копеечной краской, превращая их в белую паклю, не наносила на лицо пуды неумелого, но зато очень яркого макияжа, могла подобрать одежду так, чтоб выглядеть неброско, но стильно — Катя была всем хороша, но Кирилл предпочел другую.
Ей казалось, что из комнаты откачали весь воздух. Дышать было нечем. Катя свернула вкладки Оперы, встала из-за стола и стала задумчиво бродить по комнате — маленькой, но уютной, в которой она выросла. Здесь она учила уроки, читала, мечтала о том, как они с Кириллом могут быть счастливы вдвоем. И вот мечты оборвались — теперь как хочешь, так и живи с этим.
Тяжело вздохнув, Катя подошла к окну. Городская окраина, лежащая перед ней, неторопливо погружалась в сон. Гасли, одно за другим, окна в панельных пятиэтажках, люди ложились спать, и ветер лениво перебрасывал опавшие кленовые листья через дорогу. Недавно закончился дождь, но мелкие капли, срываясь с карниза, до сих пор барабанили по подоконнику. Тяжелое одеяло туч, уже неделю накрывавшее город, в нескольких местах протерлось настолько, что видны были мелкие колючие звезды. От окна веяло холодом; Катя смахнула слезинку и неожиданно подумала про книгу.
Это действительно было «вдруг». Ее словно окликнули издалека, и Катя вспомнила, что сегодня днем купила у букиниста старенький сборник заклинаний, благополучно лежащий в сумке в коридоре, а родная Велецкая область издавна славилась большим количеством колдунов и ворожей. Конечно, Катя не имела никаких магических способностей, но среди ее знакомых девушек не было ни одной, которая бы ни разу не гадала и не пробовала наложить приворот на знакомого. Ни у кого не получалось — хотя, возможно, положительные результаты не афишировались.
Приворот, точно — думала Катя, открывая книгу и водя пальцем по строчкам оглавления. Сборник был издан за четыре года до первой русской революции, и, пробиваясь через яти и еры, Катя было задумалась о том, с чего вдруг Ленинская библиотека решила избавиться от такого раритета, тем более, за столь ничтожную сумму. Но потом она нашла искомое — раздел назывался «Традиционная приворотная ворожба, чары, молитвы и заклинания» — и размышлять над причинами, по которым книга попала на стойку букиниста, стало некогда.
Предисловие к разделу, написанное выспренним и витиеватым языком, Катя читать не стала, споткнувшись на первом же абзаце: «Состояние, известное как черный приворот, есть жестокое воздействие на предмет своей страсти, совмещенное с пробоем манипуры…». Выбранный ею приворот носил мрачное название «Черная связка»; по-прежнему стоя у окна и вчитываясь в его описание, Катя ядовито думала, что не хочет вечной взаимной любви с Кириллом — пусть побегает за ней, поплачет. Пусть пергидрольку прогонит. Пусть никогда и никому больше не станет врать… Для положительного результата следовало проколоть палец булавкой и выдавить несколько капель крови, которые затем надлежало слизнуть и прочесть заговор. Пока Катя возилась с булавкой, отстегивая ее от кармана, возле подъезда остановился большой темный внедорожник, и вышедший водитель встал у машины и принялся внимательно всматриваться в окна. Странный какой-то; Кате показалось, что он принюхивается и поводит головой, как охотничий пес, высматривающий жертву. Ей стало неприятно, и она отошла вглубь комнаты — почему-то Кате не хотелось, чтобы странный человек заметил ее.
— Дочери ирода, встаньте, предстаньте, стряхните с кудрей, с локтей, с перстней девичью лихорадку дремучую, любовь яркую и жгучую. Трясите его сердце, трясите его кровь, вгоняйте лихорадку в его тело любовь. Чтобы спать он
