позаимствовали у меня?
Она вперила в него непонимающий взгляд:
— Деньги? Да я же сказала вам, что купила носовой платок.
— Я слышу. Но где оставшиеся деньги?
Ее взгляд становился все более озадаченным:
— Остальные? Но никаких денег не осталось.
Он приподнялся на своем стуле:
— Вы… вы хотите сказать, что в Венеции носовой платок стоит тысячу лир?
— Нет, я этого не сказала. Платок стоил двести пятьдесят лир…
— Двести пятьдесят лир!
— Это дешево. В Амстердаме он стоил бы вдвое дороже. Вот почему я купила три платка.
— Семьсот пятьдесят лир! За три носовых платка!
— И впридачу малюсенький флакон духов, античная амбра — еще двести пятьдесят лир. Видите! Откуда же было остаться деньгам?
Он не ответил. Он был явно сражен ее точным и логичным изложением событий. Она положила последний камешек в возведенное ею здание.
— Само собой, — добавила она, — я все вам верну, как только исполнятся предсказания моего гороскопа!
Вместо того чтобы поблагодарить ее, он вынул маленькую черную записную книжку и что-то в нее записал.
— Сколько всего получается? — смиренно спросила она.
Он продолжал молчать.
— Вы так расстроены, — заметила она. — Уж не сомневаетесь ли вы в составленном вами гороскопе? Вы ведь знаете, что он мне посулил. Все ваши расходы — это всего лишь задаток!
Он смотрел прямо перед собой тяжелым взглядом:
— Все, что касается внешних предсказаний гороскопа, не вызывает у меня ни малейших сомнений. Но я начинаю сомневаться в том, что звезды и впрямь раскрывают ваш характер в той мере, в какой я полагал доныне.
Она огорчилась:
— Другими словами, вы считаете, что у меня дурной характер?
— Да! — взорвался он.
Она одарила его улыбкой:
— Но это неправда!
— Правда! Взять тысячу лир так, как вы их взяли сегодня… но дело даже не в этом, а в том, на что вы их потратили, это… это безответственно! Это доказывает…
— Это доказывает, что у меня дурной характер, — согласилась она. — В этом вы правы. Но я спросила вас о другом — считаете ли вы, что у меня дурной характер. А вы этого не считаете.
— Считаю! Считаю!
— Вот как? И при всем при этом вы в меня безумно влюблены? Разве это логично?
Его лицо медленно приобретало бронзовый оттенок; он все больше походил в профиль на скульптуру Верроккьо.
— Во-первых, — ответил он, — вы ошибаетесь. Вы просто сознательно испытываете мое самообладание. Во-вторых, даже если бы вы были правы, отсутствие логики в подобном чувстве не могло бы стать доказательством того, что такое чувство невозможно, ибо чувства чаще всего нелогичны и мужчины слишком часто любят особ, которых не только не почитают, но даже не уважают. И в-третьих, необоснованность вашего заявления можно извинить тем, что ваша звезда, Венера, в седьмом доме, который управляет человеческим общением, деловыми связями, дружбой и супружеством, подвержена сильному воздействию лучей Меркурия, планеты легкомысленных шуток и непочтительности. Я напоминаю об этом не вам, а себе самому, чтобы извинить ваше… необоснованное утверждение.
Она слушала его с самым серьезным видом.
— Стало быть, вы исключительно из научного интереса вложили в меня все ваши деньги? — спросила она. — Включая ту тысячу лир, что я — хм — присвоила сегодня днем, чтобы купить себе носовые платки?
— Исключительно из научного интереса, — с нажимом произнес он. — А также на основании уговора, согласно которому вы пообещали вознаградить этот интерес, когда исполнятся предсказания гороскопа.
— Прекрасно! — воскликнула она с искренним удовлетворением в голосе. — Пожмите же мне руку в подтверждение ваших слов, синьор Донати, и простите, что я рассердила вас своим необдуманным замечанием. Вашу руку!
Выражение его лица смягчилось — он протянул ей руку.
— Я вас прощаю! Если не считать досадного влияния Меркурия, ваш гороскоп — это идеальный гороскоп, я никогда не встречал подобного. Да, я дошел до того, что усомнился в нем, и откровенно признался в этом скептику, доктору Циммертюру. Однако его сомнения простительны, потому что он родился под звездой Меркурия, а мой скепсис извинить нельзя.
Она задумалась:
— И вы заключили пари! И предметом этого пари стала я!
— Мы заключили договор, — поправил ее синьор Донати. — Договор, по условиям которого тот, кто с помощью своей науки глубже проникнет в натуру клиента, признается в этом другому совершенно открыто. Нет сомнения, что победителем буду я.
Ее глаза чуть заметно блеснули, но синьор Донати не обратил на это внимания.
— Я не так уверена в вашей победе, — пробормотала она.
Он так и подскочил:
— Вот как? Вы не уверены? Почему? До сих пор…
— До сих пор вы потратили из-за меня очень много денег. И мне было приятно ваше общество. Но пока не случилось ничего такого, что могло бы подтвердить предсказания гороскопа насчет моего блестящего будущего. Разве я не права?
— Со времени вашего первого посещения прошло немногим больше недели, — сердито сказал он. — Не знаю, чего вы, собственно, ждали!
— Но разве гороскоп не сказал: «В самом ближайшем будущем»?
— Сказал. И эти слова невозможно было истолковать по-другому. Но неделя — это не срок… о чем вы задумались?
— Я вспомнила о том, другом, о докторе, — сказала она. — Как вы полагаете, что он теперь делает?
— Не знаю, — ответил синьор Донати, пожав плечами. — Наверно, ищет ответа в своем современном соннике. А как прошел ваш визит к нему? Вы рассказали ему о каких-нибудь своих снах?
Она повела плечами, словно ей стало зябко:
— Рассказала. И он расспрашивал меня о том, что с этими снами — по его мнению — связано. Но я очень скупо отвечала на его вопросы. У меня было такое чувство, словно я не могу отвечать. А теперь я подумала, что это несправедливо. Знай я, что вы заключили обо мне пари…
— Договор, — поправил он. — Не волнуйтесь! Расскажи вы ему больше или меньше, результат был бы тот же. Знаю я этих современных толкователей снов. Они все объясняют одной-единственной теорией. С каким бы явлением они ни столкнулись, они перекручивают его так и сяк, пока оно не уложится в их теорию, а тогда они объявляют, что они его разъяснили! Мало того: они гипнотизируют свои жертвы, пока те им не поверят. Психоанализ — вообще не что иное, как массовое внушение под маской науки.
Его пронзительные глаза метали искры.
— Все равно, — сказала она, покосившись на астролога. — Я была с ним недостаточно правдивой. Вам надо было знать одно — час моего рождения. Вы опираетесь на звезды. А у бедного доктора нет ничего, кроме теории, да притом вы утверждаете, что она ложная…
Донати вспыхнул:
— Как вы о нем заботитесь! Право, вы питаете к нему трогательный интерес. А что он, собственно,