Он обвел нас глазами. Мы молчали. Но это молчание было зловещим.
— Других предложений нет? Тогда мое решение вступает в силу!
Кор круто повернулся и направился к двери.
— Стойте! — неожиданно сказал Дасар.
Все, как по команде, устремили взгляды на биолога.
— Что вы хотите сказать, Дасар? Вы не согласны?
— У меня есть другое предложение.
— Слушаю вас.
— Помните, еще там, на Арбинаде, мы были почти в таком же ужасном положении и нашли выход в анабиозе. Попробуем еще раз это средство.
— Анабиоз же не излечивает! — воскликнул Прис.
— Знаю, но, возможно, затормозит развитие болезни, если мы уже больны. Нам важно выиграть время. Мне нужно время для того, чтобы справиться с вирусом!
— Значит, сами вы не собираетесь погружаться в анабиоз. Я правильно понял? — спросил Кор.
— Да, я буду работать.
— А сколько у нас камер?
— Хватит почти на всех, — ответил Лост, — лишь один из нас и дальше должен будет подвергаться риску заболеть.
— Я же сказал, что я буду работать! — крикнул Дасар. — Так что вопрос решен, во всяком случае с этой стороны.
Лост отрицательно покачал головой:
— Нет, литам, кроме вас, камеры недостает еще одному человеку.
В салоне сразу наступила тишина. Мы тревожно переглянулись. Биолог заронил надежду. В анабиозе можно пробыть долго, очень долго. За это время прилетит корабль с Церекса, за это время отыщется спасительное средство, если даже мы уже больны, и вдруг каждый почувствовал себя один на один с опасностью, еще более страшной именно потому, что ее придется встречать почти в одиночку.
— Значит, у вас будет помощник, мазор литам Дасар, это увеличивает шансы остальных, — мрачно пошутил Прис. — Кого же вы назначаете на эту должность, мазор Кор?
Это была ирония, но Кор все принял серьезно. Он обернулся к биологу:
— Кто вам больше подходит, Дасар?
Последнюю фразу Кор произнес почти обыденным тоном, и я понял, что предстоящее решение для него не связывается ни с какими сомнениями. Если бы такой вопрос был обращен к нему, он спокойно ответил бы, что ему, скажем, больше подходит антор, или Прис, например, нимало не задумываясь, что не ему в данном случае принадлежит последнее слово.
— Я думаю, — сказал Дасар, глядя в лицо Кору, — что здесь нужен доброволец.
— Вот как! Впрочем, дело ваше. Кто желает в таком случае остаться работать с мазором Дасаром?
Кор переводил взгляд с одного на другого, и тот, на кого падал его взор, медленно опускал голову.
— Я вижу, добровольцев немного, — он усмехнулся. — Я остаюсь на корабле, устраивает вас это, Дасар?
— Нет, — коротко ответил тот.
Я понял биолога. С Кором можно еще жить, но остаться с ним умирать — это выше человеческих сил.
— Почему же?
— Мы с вами не сработаемся, мазор Кор.
— Благодарю за откровенность. — Кор вызывающе поднял голову и посмотрел на нас.
Меня что-то подтолкнуло. Может быть, я прочитал скрытое желание в глазах Дасара, а может быть, здоровое тело не верило болезни и смерти, и быстрее, чем я осознал, что делаю, подчиняясь лишь внутреннему порыву, я выступил вперед и сказал:
— Я остаюсь с вами, литам Дасар.
И как ни странно, именно от этого решения мне стало легче, и страх исчез, я снова почувствовал себя полноценным человеком, и за одно это ощущение уже стоило умереть. Биолог одобряюще посмотрел на меня и, поднявшись со своего места, встал со мною рядом.
— Что ж, — хладнокровно резюмировал Кор, — в таком случае нас остается трое, не будем терять времени. Мазор Лост, подготовьте камеры, я полагаю, в ваших интересах, чтобы они были в полном порядке.
Я с сожалением смотрел на Кора, на его спокойное, почти бесстрастное лицо. Я любовался его энергичными движениями, и мне было жаль его, жаль сильного, волевого человека, оказавшегося в плену своей неукротимой гордости, которая заставляла его идти на большой риск, хотя в этом не было никакой необходимости.
— А вы зачем остаетесь? — спросил я. — Разумнее было бы…
Кор высокомерно смерил меня с ног до головы именно тем взглядом, за который я его ненавидел.
— Запомните, пилот, — сказал он, обрывая меня на полуслове, — на свете существует много вещей, которые находятся вне вашей компетенции. Лучше помогите Лосту. Мне следовало бы вас тоже направить в камеру, но из уважения к мазору Дасару я оставляю вас, будьте же ему благодарны.
Биолог при этих словах сморщился, словно проглотил что-то невероятно кислое и, резко повернувшись к Кору, произнес:
— Видите ли, мазор, я полагаю, что мужеству, которое проявляет Антор, мы должны быть в большей мере благодарны, чем он кому-нибудь из нас. Он, может быть, добровольно идет на смерть… Пойдемте, Антор, поможем Лосту, я хочу все проверить сам, меня до сих пор мучает случай с Ланком.
…Нас осталось на корабле трое. Кор на другой день связался с «Эльприсом» — там по-прежнему все были здоровы.
Три человека затерялись в громадных помещениях орбитального корабля. Биолог трудился, почти не отдыхая. Моя помощь была более чем скромной, я выполнял чисто техническую работу, правда, и она требовала немало времени. Шли дни, Кор показывался редко. О результатах нашей деятельности он справлялся, пользуясь внутренней связью. Биолог обычно отвечал односложно и просил по радио на Церексе навести ту или иную справку. Там тоже в одной из лабораторий занимались этим вопросом, но им недоставало главного — культуры вируса. Кроме того, Дасар с грустью сообщил мне, что руководит этой работой, по его мнению, «порядочный чурбан».
— В общем, Антор, пока нам следует рассчитывать только на свои силы…
Мы почти ни о чем постороннем не говорили. Иногда, после нескольких проведенных в напряженной работе дней, биолог объявлял:
— Вы сегодня свободны, Антор, мне нужно подумать, что делать дальше.
В такие дни я натягивал скафандр и выходил на поверхность Хриса. Часами бродил я по обнаженному и угрюмому плато, петляя между гор и предаваясь своим мыслям, или, лежа в тени какого-нибудь камня, рассматривал застывший рисунок звезд. Вечерами я обычно писал, и такое общение с самим собой и недавним прошлым стало для меня столь же необходимым, как воздух, которым я дышу.
Мы трое — биолог, Кор и я — все еще оставались здоровыми, и мало-помалу острота ощущения опасности утратилась, чувство ответственности притупилось, и наша работа с Дасаром мне начинала даже казаться ненужной или, во всяком случае, не
