— Кто же это тогда?
— Пришелец, — спокойно сказал Станислав Рудь. — Когда-нибудь такое должно было случиться.
Светлое пятнышко на экране увеличивалось, приближаясь к американскому планетолету.
— А вы подсчитывали вероятность подобной встречи? — неуверенно проговорил Синицын.
— Нет, — сказал Станислав Рудь. — Но я часто о ней думал. Как мы когда-нибудь встретимся, и как все будет замечательно. Взаимные экскурсии и все такое. «А это у вас что?» — спросят они, увидав наши ракетные аппараты…
— Полагаете, у них нет оружия? — хмыкнул Синицын.
— Уверен, — твердо сказал Станислав Рудь. — Разум, поднявшийся к звездам, не может быть агрессивным.
Светящееся пятнышко чужого приблизилось уже почти вплотную к яркой черточке американского ракетоносца. Вспышка — и ракетоносец закрыло медленно вспухающее облако газа.
— Вот вам ответ, — сказал Синицын. — Они атаковали американский планетолет.
— Вам показалось, — не поверил Станислав Рудь.
— Смотрите.
Американский корабль на миг показался из облака газа, уходя от чужого и волоча за собой тяжелую дымовую завесу. С расстояния в сто тысяч километров различить детали маневра было почти невозможно, но Синицын не раз участвовал в учениях и прекрасно представлял себе, что творится сейчас там, в плотной радионепроницаемой туче.
— А ведь вы правы, — удивленно сказал Станислав Рудь. — Может, нам лучше удалиться?
Синицын с подозрением взглянул на штурмана. Но Рудь не шутил. Просто он был… безнадежно штатский.
— Вы предлагаете бежать, когда космические агрессоры напали на наш корабль? — грозно произнес Синицын.
— На ракетоносец потенциального противника, — поправил его Станислав Рудь.
— Когда появляется настоящий враг, об остальном забывают, — твердо сказал Синицын. — Запомните это на будущее. Объявляйте боевую тревогу.
Глава 2
Командная рубка размещалась в носовой части «Бумеранга», но звездолет был невелик, и она примыкала непосредственно к жилому отсеку. Сейчас в рубке было темно. В темноте в креслах сидели двое.
— Привет, ребята, — поздоровался Белостоков, пробираясь к своему месту. — Что у вас стряслось?
— Смотрите сюда, — сказал один из двоих, Воронов. Его рука, неясная в темноте, указывала вперед, в черную пустоту экрана носового обзора.
— Он ничего не увидит, — сказал второй пилот, Коллинз. — Глаза. Адаптация. Разве что на предельном увеличении…
Глаза привыкали. Серо было в рубке, никакая не чернота. Мрак был только впереди, настоящий, без звезд. А в рубке все было видно, и даже надписи чуть светились на табло под экраном.
— Смотрите примерно в центр, — продолжал Коллинз. — Даю увеличение.
— Что там? Неужели уже видна цель?
До опорной нейтронной звезды осталось около радиомесяца, и ее никак нельзя было пока различить даже на таком дальнобойном устройстве, как пассивный локатор носового обзора. В телескоп — другое дело, но на табло под экраном сейчас светилось: ВПЕРЕДСМОТРЯЩИЙ.
— Сейчас сами увидите.
— Увеличение — миллион, — сообщил Коллинз.
На экране наметился разорванный крест прицельных нитей, и сразу же в их перекрестье из мрака вынырнула крошечная светящаяся точка. Она разгоралась, обретала размеры.
— Теперь десять. — Цифры на табло остановились. 10 000 000.
— Цель? — снова спросил Белостоков, хотя уже знал, что это не так.
Воронов покачал головой.
— Нет. Это гораздо ближе. Одна световая неделя, потолок локатора. Но прямо по курсу.
— Так. — Белостоков смотрел на экран, на маленький шарик в перекрестье прицельных нитей. — Неприятно. Но это лучше, чем могло бы быть.
— Лучше?
— Я имею в виду дальность. Одна световая неделя. У нас останется еще одна, чтобы скорректировать траекторию.
Воронов повернул к нему лицо, бледное в темноте рубки.
— Он просто не понял, — сказал Коллинз. — Нет, командир, это не астероид.
Белостоков молчал, ожидая разъяснений. Маленькая светящаяся сфера парила в центре экрана, не увеличиваясь. На табло горело: 10 000 000.
— Мы заметили эту штуку, когда просматривали бортжурнал. Потом мы кое-что уточняли. Потом ждали вас.
— И что же?
— Она движется, — сказал Воронов.
— Навстречу?
— Нет, в том же направлении. Только у них световая неделя форы.
— А скорость?
— Небольшая. Примерно сто.
— Километров?
— Тысяч, — сказал Воронов.
— Сто тысяч километров, — повторил Белостоков. — Значит, мы их догоняем…
«…Значит, это не земной корабль, посланный «на обгон», — подумал он. — Значит, чужой». Он спросил:
— Вы не прикидывали, успеем мы догнать их до поворота?
— Прикидывали. Если ничего не изменится, догоним. Если ничего не изменится.
«Плохо, — подумал Белостоков. — Было бы гораздо проще, если бы они миновали поворот раньше нас. Тогда бы мы разошлись в разные стороны и наше преимущество в скорости ничего бы не значило. Правда, мы еще можем притормозить. У нас есть резервное горючее. Хорошо, что у нас его много». Он сказал:
— Придется собирать всех. Нам надо решить, что делать.
— Решить, что делать?
Белостоков не видел в темноте выражения лица Воронова, когда тот задал вопрос, но ему не понравилось, как он его задал.
— Да, — подтвердил Белостоков. — Надеюсь, вы не считаете, что контакт — это благо?
— Я?
— Сто лет назад так думали все, — продолжал Белостоков. — Но потом взгляды переменились. Вы знаете почему. Полвека такого «контакта» достаточно, чтобы изменить взгляды. Мы стартовали лишь через двадцать лет после окончания этого кошмара. Он кончился, они ушли. А как поведут себя другие, мы просто не знаем. Я не могу рисковать. Притормозим. Я не вижу других вариантов.
— Не видите? — сказал Воронов, и Белостокову опять не понравился его тон.
— Да, — проговорил Белостоков. — Или вы хотите бросаться на всех подряд только потому, что когда-то кто-то на нас напал? Это другая крайность и тоже опасная.
Некоторое время пилоты молчали.
Маленькая светлая сфера висела в центре экрана, не увеличиваясь. А если приглядеться, то это была вовсе не сфера.
— Я… — начал Воронов, но Коллинз перебил его:
— Он просто не понял. Траектории, скорости, точки старта. Ты же ничего не объяснил.
Они опять замолчали. Белостоков тоже молчал, ожидая. Чужой звездолет висел в перекрестье прицельных нитей. На табло горело: 10 000 000.
— Мы заметили это час назад, — почти спокойно произнес Воронов. — Потом мы кое-что уточнили. И когда я говорю, что траектории совпадают, — значит, они совпадают.
— Та-ак, — протянул Белостоков.
— Арифметика, — объяснил Коллинз. — Путь, скорость, время. Если скорости известны, а расстояние и момент финиша совпадают, легко вычислить, на сколько отличаются даты старта. В земной системе координат мы летели сюда довольно
