— Что за чушь! — прервал его Чернолецкий.
Нина смотрела на них с возрастающим беспокойством.
— Послушай, Вадим, — заговорил Шелихов, — что ты задумал? По крайней мере, ты мог бы объяснить. К чему все это?
Происходящее доставляло Чернолецкому какое-то болезненное удовольствие. Впервые за долгое время он испытывал облегчение.
— Я прошу вас, Шелихов, заниматься своими делами.
— Все это выглядит странно, — сказал Павел. — Мне не нужна твоя жертва. Я не хочу за чей-то счет… Пошло это выглядит, вот что.
— Не тебе говорить о пошлости, — выкрикнул Чернолецкий и первым испугался этого взрыва. Только теперь он до конца осознал, для чего затеял эту нелепую сцену. Он хотел увидеть страх Нины. Страх за него, Вадима Чернолецкого. Одна лишь тень такого страха вознаградила бы его за все…
Они смотрели на него с недоумением и тревогой.
— Ладно, — он устало махнул рукой. — Раз вы считаете, что я не прав, бросим жребий. Я и Павел.
— Если жребий, тогда нужно всем, — неуверенно сказал Шелихов.
— Никакой жребий я бросать не стану, — сказал Павел.
— Только я и Павел, штурман. Сейчас вообще не твоя очередь. А ты, Павел, пойми, — тихо проговорил Чернолецкий, — это не просто выход наружу. Это последний выход. Самый последний, и я не могу… да просто не имею права… Мы потеряли здесь половину наших товарищей…
— В этом нет твоей вины, ты прекрасно знаешь.
— Я тебе уступил, — сказал Чернолецкий, — хотя бы мог настоять на своем. Уступи и ты мне, прошу тебя.
Павел заколебался.
— Хорошо, — согласился он, — бросим жребий.
— …Авария с нашим кораблем — нелепость, чистейшая случайность. Вы знаете статистику происшествий в Большом Космосе? Доли процента. Любых происшествий — учитывается даже поломка кухонного агрегата или бытового пылеуловителя. Вот мы и попали в эти доли. В момент Межзвездного прыжка столкнулись с облаком газа. Само по себе не страшно, просто точка выхода ушла от расчетной на целую угловую минуту. Довольно много, если учесть, что прыжок сделан на максимальную дальность.
Но вот на выходе мы угодили в кометный хвост. Отсек с компенсатором буквально изрешетило. Жилые отсеки не пострадали — там все-таки двойная защита, блокировка и прочее, а фермент почти весь вытек. На оставшихся крохах домой не вернешься — с бездействующим компенсатором забросит черт знает куда…
Ближайшая к нам система с планетами — Церекс, выбирать не приходилось. Чтобы до него добраться, разгонялись для прыжка два месяца на планетарном топливе. Сожгли, естественно, к чертям. Только и осталось, что на посадку планера и взлет. Да и то при минимальном расходе. Как мы планер очистили, вы бы видели! Все выкинули, буквально все, без чего могли просуществовать — вплоть до гигиенических пакетов.
Про то, что «Авиценна» остался там, известно всем. В чем было единственное спасение. На «Авиценне» нетронутый груз фермента для биокомпенсаторов — Линдмар должен был оставить здесь аварийную базу, в этом секторе подходящих планет больше нет. На «Авиценну» была вся наша надежда.
Мы знали, что нас ждет на планете, но выбора не было. Планер опустился довольно удачно — всего в километре от «Авиценны». Павел — настоящий мастер, ас, сделал все, что было возможно. На корректировку горючего уже не оставалось — только на взлет с учетом загрузки. Нужно было проникнуть на «Авиценну», вскрыть грузовые отсеки, а потом носить контейнеры с ферментом на планер. Причем, каждый раз в одиночку…
Понимаете, при воздействии горгоны на группу людей механизм как-то меняется. Крисань предупреждал об этом, но очень предположительно. Просто, он обратил внимание, что на планете нет стадных животных. Он полагал, что выжил только благодаря своему одиночеству. В правильности его предположения мы убедились очень скоро.
За один выход удавалось принести лишь один контейнер. Горгоны не любят жары, днем их активность заметно падает. Нам приходилось дожидаться полудня, а потом кто-нибудь шел на «Авиценну». На второй выход времени уже на оставалось — приближались сумерки, риск несравненно возрастал. Однажды Данилин и Реппо решили пойти вдвоем, даже разработали правила какие-то, осязательный контакт, условные сигналы и так далее. Я их не отговорил и не запретил — им удалось увлечь меня, убедить; в сущности, мы знали так мало! Действительно, если бы они сумели, мы бы справились с работой вдвое быстрее…
Они не вернулись. На следующий день я пошел один и увидел, что от них осталось… Горгон тогда было особенно много. В тот день мне пришлось сжечь троих близких друзей и… Вы понимаете, о чем я говорю? Фантомы, разумеется…
Чернолецкий был абсолютно убежден, что в этот раз на «Авиценну» пойдет именно он. Иначе просто быть не могло! Им владело то самое странное состояние, когда душевная боль достигает предела, за которым уже ничто не представляется важным, сама жизнь теряет первоначальную ценность, и мозг, чувства лихорадочно ищут выхода из внезапно возникшего тупика.
Все эти дни присутствие Нины и Павла, созерцание их счастья, такого неуместного здесь, такого противоестественного на этой планете, причиняло ему страдания. Он был уверен в исходе жеребьевки и желал такого исхода, оттого, вытянув из ладони посерьезневшего Шелихова свернутый клочок бумаги, даже не стал разворачивать его, а просто сунул в нагрудный карман комбинезона. Никто не заметил этого. Шелихов смотрел в свою ладонь, а Нина на Павла.
Павел внешне был спокоен, только пальцы слегка вздрагивали. Взяв свой листок, он несколько мгновений держал его перед собой, потом не спеша развернул. Чернолецкий заметил, как стиснула пальцы, побледнела Нина, и ощутил приступ тоскливой, безнадежной зависти к Павлу.
— Ну вот, — Павел растянул уголки губ, — все так, как и должно быть. Справедливость восстановлена. Надеюсь, теперь ты спорить не станешь? — Он тоже заметно побледнел, но держался прекрасно.
Чернолецкий испытал сильнейший шок. Он просто не верил. Достал свою бумажку, развернул и долго осматривал со всех сторон, убеждаясь в невозможном — бумажка была пуста.
— Покажи! — потребовал он, протянув руку.
Павел пожал плечами и положил на ладонь Чернолецкого листок со словом «иду».
— Странно! — пробормотал Чернолецкий. — Как же так?
Он подозрительно осмотрел их всех, поочередно:
— Странно!
Они не поняли его недоумения или поняли по-своему, но не показали этого.
— Ну, ладно, — со слегка преувеличенным спокойствием сказал Павел, — теперь уже нечего время терять. Нужно трогаться. Тем более, что наружная температура давно уже в норме. Шелихов, доставай «Черный ящик»!
— …Я уже сказал, что главная опасность заключалась в нас самих. Вернее, в том, что нас было много. Приходилось иметь дело не только с собственными галлюцинациями, но и с фантомами, порожденными разумом того, кто находился рядом с тобой. Горгона неразумна, но обладает звериной способностью инстинктивно отыскивать правильный путь, безошибочно выбирать из наших мозгов необходимые элементы, и тогда фантом приобретал пугающую реальность.
Пока все мы оставались внутри планера, опасность нам не грозила. Мы расстреливали любые кошмары, пытавшиеся прорваться к нам. Но
