Наташа пожала плечами, отходя к камину за кубком с водой и отпивая из него. Она бы сейчас и от бокала хорошего вина не отказалась.
— Вам нужно? — обратилась к Герарду, указывая глазами на кубок.
Он подошёл к иноземке, беря дрожащими руками ёмкость. Отпил, морщась:
— Что за гадость?
— Вода.
— Воду пить нельзя! Можно отравиться, — звучало так, будто он уже был безнадёжно болен.
— Ага, я вас и отравила, — утвердительно кивнула строптивица, подтверждая сказанное. — Безымянная звезда отравила своего мучителя. Как и положено. — Снова пожала плечами.
Дитрих хмыкнул, улыбаясь. Эта девчонка нравилась ему всё больше.
Его сиятельство, бледнея и вертя кубок в руке, кашлянул:
— Так ты тоже пила из него.
— Мне можно. Вода кипячёная. А у вас всё, что не вино — отрава. Всё, всё, идите, — замахала она руками, аккуратно направляя к выходу братьев и графиню. — Нам с Кивой нужно сделать перевязку наследнику.
— Поменяешь повязку и вернёшься в кабинет.
Окрепший голос хозяина, впрочем, не изменился. Такой же властный и жёсткий. А что она хотела? Вот так, мгновенно, изменить к себе отношение и уже сложившееся мнение? Наташа и не стремилась. Просто делала, что могла, не думая о том, к чему это приведёт. А ведь всё могло закончиться иначе. Повезло или предначертано свыше? Может, сегодня её день? Но противный «червячок», неумолимо копошась внутри, гнусавил: «Ещё не вечер…»
Наташа не без удовольствия отметила, что комнату вице-графа отмыли, вытерли пыль. Осталось нетронутым только окно. Оно и понятно: пока Ирмгард болен, его надолго открывать нельзя.
* * *В кабинет возвращаться не хотелось. Осознав и уверовав, что теперь парень пойдёт на поправку, девушка расслабилась. Хотелось принять горячую ванну, завалиться в кровать и спать сутки, двое, сколько дадут. Она скептически вздёрнула бровь: уж слишком она размечталась.
Предварительно постучав, вошла в кабинет.
Юфрозина, с отсутствующим видом сидя на стуле, рассматривала носки своих туфель.
Граф с братом тихо переговаривались.
Наташа молча прошла к стулу, садясь.
— Эмм… — начал его сиятельство, — я бы хотел, чтобы ты сейчас присутствовала при нашем разговоре с графиней и пояснила ей некоторые моменты. Если таковые будут. Я хочу быть уверен, что она всё поняла верно.
Наташа насупилась. Это его «эмм…» Ей казалось, что он должен помнить её имя. А вот почему не хочет произнести — это уже другой вопрос и ответ напрашивался один: «Не достойна». Обида горечью подступила к горлу. Можно не согласиться с его просьбой — просьбой ли? — и откланяться. Только зачем? Конфликтовать ни с кем не хотелось, да и интересно узнать, что за переговоры здесь намечаются. Информация из первых уст лишней не будет. Гася всколыхнувшуюся обиду, девушка неопределённо пожала плечами. На хмурый взор Бригахбурга, терпеливо ожидающего её решения, кивнула, соглашаясь.
Герард заговорил медленно, тщательно подбирая слова:
— Графиня, я бы хотел обговорить с вами некоторые моменты приготовления к свадебной церемонии. Вам что-нибудь нужно?
Юфрозина неожиданно быстро ответила:
— Вы меня обманули, граф, — вздёрнула она подбородок. — Ваш сын не́мочен и не может стать моим мужем, — встала она, намереваясь уйти.
Его сиятельство вырос перед женщиной, преграждая ей путь, испепеляя потемневшим взглядом:
— Графиня, Ирмгард сможет выстоять свадебную церемонию. Он поправится, — и обратился к Наташе: — Подтверди мои слова.
Она, едва не открывшая рот от удивления, встрепенулась, глядя на Бригахбурга:
— Я слышала, что свадебная церемония через девять дней, — мужчина кивнул, а Наташа задумалась: «Подтвердить, что Ирмгард встанет на ноги за такое короткое время? Не встанет. И она будет в этом виновата, потому что пообещала обратное». — Нет, этого слишком мало. Он очень слаб. Пока даже не пришёл в себя, — и, мазнув взором по напрягшемуся барону, решительно ответила: — Нет, это невозможно. А что, подождать нельзя?
— Я не намерена ждать, — поджала губы монашка.
— Графиня, — Герард дотянулся до красивой резной шкатулки на краю стола и извлёк оттуда другую — узкую и длинную. Вытряхнул из неё скрученный рулон со сломанной печатью, висящей на тонком кожаном шнурке, — это ваше брачное соглашение.
Фрося раскатала рулончик.
Наташа с интересом вытянула шею, пытаясь заглянуть в… свиток. Услужливая память подбросила нужное слово.
— Он подписан вами и королём Иштваном. Вот дата, — граф ткнул пальцем в соглашение.
У девушки зачесались кончики пальцев от желания прикоснуться к документу. Подпись короля, хоть и неизвестного ей — это же так интересно!
— У меня есть такой же и мне хорошо известно, что там написано, — Юфрозина высокомерно бросила свиток на стол, а Наташа подалась вперёд. Так сильно оказалось желание подхватить его, чтоб, не дай бог, тот не повредился!
— Чего же вы хотите? — начинал злиться Бригахбург.
— Я хочу вернуться домой.
— Графиня, вы не можете уехать, — голос Герарда стал мягче. — Это не просто брачное соглашение. От этого зависит жизнь многих людей, целого графства. Не знаю, как объяснил вам король необходимость этого союза, но вы должны учесть: если сейчас расторгнете соглашение, то произойдёт непоправимое. — Он вернул невесту сына на стул и взял её руку. Юфрозина подалась к нему, ловя каждое его слово. — Моё графство разграбят и уничтожат. Нас всех перебьют. Кто останется в живых, будет пленён. Мы десятилетиями отбивались от мадьяр и венгров. Гибли люди, проливалась кровь. Только этот союз сможет удержать ваших соотечественников подальше от границ моего графства. Я знаю, дни жизни короля Иштвана сочтены, но, всё равно кто бы ни взошёл на трон после него, соглашение о мире будет соблюдено, — его сиятельство поцеловал руку графине. — Залогом этого должен стать ваш союз.
Наташа повторила слова графа, убеждаясь, что Фрося всё поняла. Та хмурилась, сосредоточенно думая о чём-то.
— Граф, — начала она, — этот брак… Вы это делаете ради своего спасения и ради спасения своего графства. Если я откажусь, то конец вашему графству. И вам тоже. Так?
Он молчал. Лгать не имело смысла. Если она захочет уехать, то… Нет, он не допустит этого.
— Да, графиня, я делаю это ради спасения сотен ни в чём не повинных людей, — Герард мрачно смотрел из-под опущенных век на невесту сына. — Я всегда готов к смерти, — притронулся он к кинжалу на своём боку, — но я не готов хоронить оставшегося единственного друга, я не готов хоронить сына. Я не готов потерять брата, его детей. Вы, как никто другой, должны хорошо знать, как больно терять близких и дорогих людей, как больно, когда предают, — его голос охрип от волнения. В горле застрял ком.
Повисла гнетущая тишина. Было слышно, как тяжело надрывно дышит мужчина, как Юфрозина ёрзает на стуле, не зная, куда деть руки. Дитрих, побледнев, с заметным волнением смотрел на будущую родственницу.
У Наташи выступили слёзы на глазах. Скольким может пожертвовать человек ради спасения сотен других? Бригахбург готов пожертвовать счастьем своего единственного ребёнка? Он — отец и
