Лилиана, которая, как казалось Киму, недолюбливала Систему, решила, что биоби-мастер с ней заигрывает. Ей было хорошо за сорок, а Ким был отнюдь не урод, поэтому она расстегнула декольте чуть шире, чем того требовала процедура, наклонилась к его уху и сказала жарким шепотом:
– Ну зачем же так сложно, дурачок? Просто спроси меня на ухо.
Так Ким потерпел свой первый провал.
Прошло немало времени, прежде чем он нашел тех, кто действительно сочувствовал Сопротивлению.
«ВСИВО АДИН ВОПРОЗ, – писал упорный Ким очередному подающему надежды кандидату, – НИ ВЫДОВАЙТЕ МИНЯ. Я ПРОТИФФ СИСТЕМЫ».
Большинство тех, кто получал от Кима странные записки, в глубине души считали его сумасшедшим, но предложенная им игра понравилась. Было в ней свежее и щекочущее нервы чувство какой-то еще, превосходной степени свободы. Концепция глобальной безопасности, реализованная через тотальный контроль над мыслями, действиями и поступками, сидела у всех в печенках. Особенно в зоне А.
Заговорщиков набралось человек пятнадцать. Они собирались в слепых для камер зонах (то есть это им так казалось, реально слепых зон в А почти не было) и под предлогом какой-нибудь респектабельной раритетной игры типа покера или шахмат обменивались записками. А потом сжигали их в ретрокаминах или кангалах.
«А ВДРУК АНИ ЧИТАЙЮТ МЫСЛИ?»
«ЦИФРАВОЙЙ ФОШЫЗМ»
«Я БАЮСЬ ДА ЖЕ ДУМАТЬ…»
Потом от письменных словоизлияний они попытались перейти к делу и начали думать над тем, как разрушить Систему. Отключить рейтинги. Около полугода им понадобилось, чтобы прийти к выводу: это невозможно. Сотрудница НИИ иннервации и соответствия, носившая белое и ставившая на мне эксперименты в одиночной испытательной палате, была совершенно права. Разрушить мировую Систему было так же невозможно, как разрушить Интернет или электричество. Все, кроме Кима, были разочарованы. Андрей же верил, что Система имеет уязвимые места, надо лишь их обнаружить. И с упорством маньяка продолжал вербовать сторонников и искать эту уязвимость. Его кружок редел, на встречи приходило все меньше людей, но Ким продолжал жадно искать.
Было очень любопытно наблюдать за ними… Ах да, я же не сказала, как мы это делали. Конечно, со стороны Кима было полной наивностью думать, что Система не может прочесть его записки. Конечно, она могла. Ее глазами в данном случае был сотрудник ГССБ, внедренный в Кимов кружок под видом одного из заговорщиков. Он внимательно читал записки, активно писал ответы, и все это перекачивалось на сервер нашего отдела через интерактивные биоби-линзы, надетые на карие и хитрые глаза Никиты. Иногда Nick777 (а это был именно он, мы работали в паре) делал скрины смешных или необычных записок – для этого ему достаточно было зажмуриться – и присылал их мне в спецканал, защищенный гээсэсбэшным кодом шифрования.
Раз в неделю кто-то из старших в дежурном порядке просматривал Кимовы записи. Ничего нового там, как правило, не было. Фашизм, рабство, все тот же старый баян. Интересно, что люди, писавшие это, жили в исключительных условиях, о которых большая часть населения планеты могла только мечтать.
Таких вот смешных ячеек, типа Кимовой, было много, и ГССБ смотрела на них сквозь пальцы – реально навредить Системе они никак не могли. Революционеры из них были как из дракеев Системники, но Вебер почему-то заинтересовался Кимовым случаем. И дал мне задание встретиться с Андреем. Так мы познакомились.
Хорошо помню нашу с ним первую встречу. Я официально вызвала Кима через его профиль в Универсуме в эмиссариат зоны А по месту его жительства. Он пришел, сел, набычившись и согнувшись одновременно, и вся его крупная фигура излучала столько пронзительной наивности, что мне стало от души его жалко. Вот же глупенький. Революционер скребаный. Мошка в паутине.
На мое предложение сотрудничать с ГССБ Ким, как и предполагалось, ответил решительным и гордым отказом. Слышно было, что его язык прилип к гортани.
– Хотите воды?
– Нет.
Я все-таки встала и налила ему стакан дорогой воды категории А-плюс.
– Ну хорошо, Андрей, – сказала я. – Вы не хотите с нами сотрудничать. Вы не хотите изменить поведение. А вы не задавали себе вопрос, зачем мы с вами разговариваем? Знаем-то мы про вас уже давно. Отправь мы информацию по обычным каналам, вы бы давно уже лежали на койке в медблоке зоны Е. Зачем я вообще веду с вами эту беседу?
– Вы хотите, чтобы я стал предателем, – ответил Ким, выпрямляясь.
У, какой симпатичный. Понимаю богатых теток в зоне А, которым в туманно-революционных Кимовых записках все время мерещился сексуальный подтекст.
– Вы хотите, чтобы я назвал своих людей. Этого не будет.
Дурачок. Во-первых, всех «его людей» мы знали до единого. Скучающие пенсионеры и три восторженные студентки. Во-вторых, «его» людьми они могли считаться настолько же, насколько его собственностью мог считаться стул, на котором он сейчас сидел. Первая же беседа любого из нас с любым из них развалила бы все Кимовы представления о его революционном братстве.
– Господин Ким, – заговорила я официальным тоном, глядя сквозь него, – уведомляю о том, что ваша деятельность нелегальна и подпадает под действие «Закона о сохранении основ Общества абсолютной Свободы» (том пятый, глава шестая «Свода Системных прав и законов»). Согласно Закону о сохранении, рейтинг лиц, участвующих в вашей деятельности, может быть понижен до одного или двух баллов. Вам, как инициатору нелегальной деятельности, рейтинг может быть понижен до нуля.
Я договорила и посмотрела ему в глаза. Надо отдать должное, держится он неплохо. Только губа нижняя немного дрожит. И на биочасы косится, боится, что прямо сейчас начнется.
– Убивайте меня и будьте прокляты, – глухо сказал он наконец.
– Я не сказала «будет понижен», – продолжила я бесстрастным тоном. – Я сказала «может быть понижен».
– Я не стану предателем!
– Ни о чем подобном я вас и не прошу. Вы Свободны.
Мне пришлось повторить последнюю фразу три раза, прежде чем до него дошло.
– В каком смысле я Свободен?
– В том смысле, что вы можете идти.
– Ага, – неприятно засмеялся он, – я понял. Выйду отсюда и свалюсь с нулевым рейтингом на ваших ступеньках.
– Нет, Андрей, – ответила я, – ничего подобного не произойдет. Ваш рейтинг сохранится. Рейтинг членов вашего кружка тоже. Повторяю: вы Свободны.
Он совершенно растерялся. Встал. Потоптался на месте. Пошел было к двери, потом вернулся. Было видно, что ему хочется задать вопрос, но он не решается – гордый. Постоял. Снова пошел. И все-таки остановился в дверном проеме.
– Да… Но… Что же теперь со мной будет?
Ага! Вот он, момент истины! С деланым безразличием я пожала плечами.
– Ничего не будет. Я еще раз говорю: вы – Свободны!
Он ушел в совершенном недоумении.
Потом, следуя плану Вебера, мы провели еще пять или шесть встреч,
