Оно отпустило ненадолго, когда Марти, побродив еще по городу, вернулась в свой номер, приняла ванну и вздремнула недолго, компенсируя ранний подъем. Но уже на закате заглянул вернувшийся от сестры Адам, и беспокойство напомнило о себе.
— Добрый вечер, Мартина. Не составите мне компанию за ужином?
Он хотел поговорить. Опять. Возможно, на этот раз не скрытничал бы и объяснил что-нибудь. Но Марти уже не нужны были его объяснения, она хотела найти их сама.
— Не сегодня, простите, — извинилась она и медленно потянула, закрывая, дверь номера. — Неважно себя чувствую.
— Заболели?
— Обычное женское недомогание. Я тяжело переношу эти дни… если вы понимаете…
Адама, который показывал ей город и возил к маяку, а в архиве с восторгом заглядывал в рот «миз Гарнет», подобное объяснение отказа смутило бы. Но того Адама больше не было, а пришедший ему на смену вряд ли знал, что такое смущение. Он оглядел Марти со скепсисом и, казалось, с насмешкой, будто его позабавила ее ложь, и, перехватив этот взгляд, Марти догадалась… почти догадалась о чем-то… Почти раскрыла один из секретов, коих Адам имел в избытке… Но только почти.
— Тогда увидимся завтра, — сказал он, притворившись, что поверил ее словам. — Доброй ночи.
Была ли ночь доброй? Была. Марти уснула довольно легко, и ее не тревожили сны.
И проснулась она сразу, без будильника, которым так и не обзавелась, — но именно тогда, когда нужно, чтобы успеть привести себя в порядок и не опоздать на автобус.
Вышла из номера… Через окно. Это было странно, но отчего-то подумалось, что раз уж она тайно покидает гостиницу, то дверью пользоваться нельзя, а окно, хоть и узкое, но не настолько, чтобы невысокой и худенькой женщине в него не пролезть, да и выходило оно не на отвесную стену, а все на тот же балкон, откуда можно было выйти в общий коридор и спуститься по лестнице в холл. Но все равно странно. С чего бы ей спускаться крадучись, а после придерживать, чтобы не хлопнула, входную дверь?
Небо нависло над городом темным пологом, в котором вязли рассветные лучи. Ветер трепал волосы и норовил пробраться под одежду. Люди на остановке — их было немного, всего четверо, трое мужчин и женщина, прятавшие руки в глубоких карманах плащей, зашнурованные, застегнутые на все пуговицы, — смотрели со снисходительным сочувствием и даже для вида не возмущались, когда Марти, маленькая, но грозная в своей решимости, растолкала их, чтобы первой забраться в подъехавший наконец-то автобус.
В салоне она свернулась на сиденье, растерла озябшие плечи, отогрела дыханием пальцы, но не смогла прогнать ожившую в них дрожь. Смотрела в окно и пыталась представить, что ждет ее в конце пути. Потом — наоборот, заставляла себя не думать об этом и не строить пустых догадок.
Автобус ехал медленно. Дорога казалась бесконечной. Попутчики задремали, и только Марти, боясь пропустить свою остановку, продолжала во все глаза таращиться в окно на однообразные рощицы, неубранные поля и изредка видневшиеся вдалеке строения.
— Лечебница, миз! — прокричал водитель за секунду до того, как автобус дернулся и остановился.
— Здесь? — недоверчиво уточнила Марти.
За открывшейся дверью не наблюдалось ничего похожего на лечебное учреждение, только деревья и густой кустарник.
— Идите по той дороге, — махнул рукой шофер. — Через четверть мили упретесь в ворота.
— Спасибо, — вздохнула Марти, спускаясь с подножки. — Во сколько вы будете здесь на обратном пути?
— Как повезет, миз. Если погода совсем не испортится, к семи вечера подъеду. Но если шторм успеет раньше… Тогда уже — как стихнет. Это дня на два-три обычно.
«Замечательно», — мрачно подумала Марти, глядя вслед удаляющемуся автобусу, но всерьез перспективе застрять на три дня в обществе душевнобольных не расстроилась: что-то подсказывало, что это — не самый худший вариант развития событий.
Повернуть назад тревожное предчувствие не заставило.
Да и куда поворачивать? Нет, только вперед, пока не упрется в ворота…
У ворот сидел в застекленной и, наверное, теплой будочке охранник. Заметив подошедшую Марти, он приоткрыл окошко и сочувственно покачал головой:
— Не лучший день вы выбрали для посещений, миз.
— Я не… Не посетитель. С кем можно переговорить по поводу устройства на работу? Сестрой или… можно санитаркой…
Хоть посудомойкой — лишь бы ее впустили внутрь.
Взгляд охранника переменился. Сочувствие все еще виделось в нем, но уже другое, словно устраиваться ей сюда нужно не на работу, а на лечение.
Но вслух ничего подобного произнесено не было.
— Как вас записать, миз? — Охранник придвинул к себе толстый журнал.
— Мартина Аллен.
— Можете предъявить права или другое удостоверение личности?
В сумочке у нее лежало только временное регистрационное свидетельство, полученное в день выхода из тюрьмы, и Марти, не задумываясь, просунула его в окошко.
Если у охранника и появились какие-то мысли на этот счет, он оставил их при себе.
— Подождите минутку, — попросил все так же вежливо.
Он снял трубку телефонного аппарата, негромко сказал кому-то несколько слов, дождался ответа, сказал еще что-то…
— Можете проходить, миз. — Автоматические ворота раздвинулись перед Марти, не полностью, но достаточно, чтобы пропустить ее за ограду. — От входа налево. У клумбы с желтыми розами повернете направо и выйдете на центральную аллею. По ней — прямо до главного корпуса, вас там встретят. Если увидите кого-то из пациентов, не волнуйтесь, у нас не содержат опасных психов, люди тут просто отдыхают…
«Как в санатории», — пришли на ум слова Адама.
Но в этом он, как выяснилось, не обманывал. Лечебница ничем не походила на те заведения закрытого типа, о которых вспоминают, говоря о психбольницах. Ухоженные аллеи, зелень, цветы. Вместо мрачных корпусов — небольшие светлые домики, которые вряд ли хочется покидать в такую непогоду, но все же нескольких пациентов Марти заметила. Они прогуливались по дорожкам с видом скучающих курортников, сами или
