– А теперь мы умираем в лесу! – капризно ответила Светка.
Я начал злиться. Кулаки сжал.
– Ничего мы не умираем, – стараясь казаться спокойным, сказал я. – Мы найдём попить и найдём поесть. И всё будет хорошо.
– Я устала, – Светка опять привалилась к ближайшей сосне. – Я устала и хочу отдохнуть. Ага, ты не умираешь, а я умираю…
– Пойдём. Пойдём. Чем дольше мы на одном месте сидим, тем хуже.
– Не, не могу…
Я ждал. Можно, конечно, Светку волочь. Много не проволокёшь, но всё-таки. Закинуть на плечо можно, но так по лесу передвигаться опасно, ногу сломать легче лёгкого. Со сломанной ногой из леса особо не выберешься.
– Знаю, ты меня ненавидишь, – сказала Светка. – Знаю-знаю…
– Я тебя не ненавижу.
– Отец меня тоже ненавидит, – Светка ухмыльнулась. – Они все меня ненавидят.
Светка хихикнула.
– Они давно меня ненавидят, хотя и скрывают… Очень хорошо так скрывают, мастерски скрывают, они умельцы…
– Прекрати, – попросил я. – Сейчас только твоих истерик не хватает. Нам надо выбираться, а не истерики распускать.
– Это не истерика, это правда, – заявила Светка. – Я знаю… Вы думаете, что я виновата… Виновата в том, что случилось с мамой…
– Никто так не думает. Я так не думаю, отец так не думает…
– Думаете! – скрипнула зубами Светка. – Думаете, не надо врать, я не дура! Я не дура…
Светка потёрла лоб.
– Я понимаю, я заслужила… – Светка всхлипнула. – То, что случилось с мамой… Это из-за меня, ты прав.
Я молчал.
– Ты прав, – повторила Светка. – Из-за меня. Из-за меня!
Это она выкрикнула так, что у меня в ушах зазвенело.
– Я так вовсе не думаю…
– Я бы всё отдала, чтобы вернуть маму, – сказала Светка. – Всё. Но её не вернуть. Ничего не исправить, ничего не исправить…
– Успокойся…
– Если бы можно было исправить… – всхлипнула Светка. – Если бы…
– Никто в этом не виноват, – повторил я.
– А если ещё с отцом что-то… – Светка поморщилась. – Как тогда жить будем…
– Да с ним всё в порядке.
– Я должна отдохнуть.
Светка сползла по сосне в мох.
– Что бы ты ни говорил, я должна отдохнуть. Я посплю часок, сон лучшее лекарство, это всем известно… Я посплю, а ты иди, поищи тут… воду… или тропинку… А я буду свистеть…
Опять. Окончательно расплелась. Нельзя её слушать. Нельзя её оставлять.
– Он этого и добивается, – сказал я.
– Кто этого и добивается?
– Тот, кто тебе ночью шептал. Он как раз этого и хочет – чтобы мы разбрелись в стороны, поодиночке он с нами легко разделается. Ты это понимаешь?
Я потряс Светку за плечо.
– Он только этого и ждёт, – повторил я. – Понимаешь?
– Понимаю, – ответила Светка. – Он ждёт… Он ждёт, да. Сегодня ночью у тебя пересохнет язык, и ты не сможешь рассказывать свои сказки… Надо идти. Погоди, я сейчас… Я сейчас смогу…
Она выдохнула, минуту посидела с закрытыми глазами, затем поднялась. Без моей помощи. Я попытался взять её под руку, но Светка отказалась.
Мы шагали по лесу. Куда-то. Куда-то мы должны были выйти, я в этом не сомневался. Скоро мы выйдем… куда должны.
Мы шагали по лесу. И метрах в десяти за нами не отставал, переливался в воздухе расплывчатый красный отблеск.
11
Хижина
Я не заметил, как поменялся лес. Возможно, это случилось постепенно, я запутался взглядом в соснах, мне показалось, что они сложились в причудливый знак, наподобие ломаного китайского иероглифа, и, пока я смотрел на него, лес стал другим. А может, он менялся постепенно, дерево за деревом теряло цвет, становилось белым, как пепел на последних углях. Я не заметил. А когда заметил, мы уже вовсю шагали по пеплу. А Светке было всё равно, она, кажется, ничего не замечала вокруг. Шагала, провалившись в себя, шагала, только когда я вёл её за руку, стоило отпустить – и она останавливалась и стояла. Очень похожая на окружающее. Белый, только не чисто белый, а вот правильно, как пепел, сверху белый, а снизу чуть серый. Бело-серый мир, белое небо, и мы посредине бредём через это, деревья как кости.
Мы шагали по скелету. Только это был не скелет человека и не скелет животного, а скелет мира. Наверное, так выглядит скелет черепахи, внутри кости и снаружи кости. Некоторые считают, что Земля живая. И Луна когда-то была живая, но сейчас всё, сдохла. Если она сдохла, то в ней должен остаться скелет. Если бы не гравитация, черепахи смогли бы дорастать до внушительных размеров, а так они растут, растут, а потом уже не могут передвигаться, умирают с голоду. Однако стоит перенести черепаху в невесомость, как всё меняется, черепаха растёт, не сдерживаемая путами, и может достичь значительных размеров. Такая черепаха уже не нуждается в кислороде – она может добывать его из водорода, которым заполнен космос. Панцирь её работает как солнечная батарея, добывая тепло для внутренних преобразований энергии. Опять же, в невесомости кремниевые пластины панциря расправляются под солнечным светом и превращаются в подобие паруса, и со временем солнечный ветер сообщает черепахе ускорение. И черепахи несутся сквозь пространство, и, поскольку они практически бессмертны, это путешествие может длиться сколько угодно. А что? Никто ведь нарочно не пробовал выпускать черепах в космос, все ведь думают, что они скучные и наземные, а они бороздят.
Древние что-то подозревали.
Думали, что мир лежит на трёх слонах, а те на черепахе, плывущей меж звёзд. Про слонов вздор, слон поражает воображение, но, в сущности, скучен, большая корова с неимоверно разросшимся носом, черепаха другое. Черепаха летит через космическое пространство, растёт на встречном экзопланктоне и солнечных лучах, становится больше и больше, к ней притягиваются пыль и мусор, и вот через сияющие бездны галактики несутся древние и мудрые черепахи, почти бессмертные. Но любое «почти» рано или поздно заканчивается, гигантские черепахи, плывущие сквозь космос к своим непостижимым целям, рано или поздно умирают, и тогда сквозь космос летят их скелеты. Проходят миллиарды лет, и скелеты космических черепах становятся планетами, рано или поздно на этих планетах заводятся люди, и эти люди видят гигантские кости черепах. Правда, они всегда думают, что это горы.
Я остановился и попытался понять, что это было? Сон, случившийся со мной прямо на ходу, или мысли, которыми я увлёкся так, что они увиделись мною почти в реальности. Реальность, впрочем, соответствовала этим мыслям. Лес был действительно сух и бел. Это были всё те же сосны, что окружали нас с утра, но были они высушены, словно кто-то выпил из них всю возможную влагу и от сосен остались только их кости. Мы шагали среди высоких мумий деревьев, которые отчего-то слишком держались за землю и никак не могли упасть. Белые сосны, в белизну качнулось и всё остальное, мох, редкая сухая трава, точно из природы вокруг вытянули всю
