Когда ты здесь живёшь и можешь по кратчайшему пути проехать из точки А в точку Б, всё кажется твоим личным и с лёгкостью умещается в кармане. Неизвестность же не умещается нигде.
Катя редко задавала вопросы. А когда спрашивала, это могло быть что-то необычное. Что-то, что ни за что бы не догадался спросить кто-то другой.
- А что тебе больше нравилось в детстве? Яблоки или орехи?
- Наверное, и то, и другое.
- Я вот, например, терпеть не могла грецкие орехи, - со значительным видом сообщает Катя. - Особенно в скорлупе. Пытаешься расколоть, а они - ни в какую. У тебя такое было?
Ислам говорит с улыбкой:
- Похоже на какие-то психологические тесты. Словно, знаешь, ты спрашиваешь, что я больше любил, яблоки или орехи, а сама проверяешь, упорный ли я человек или нет. Умею ли я добиваться цели, “разгрызать орешки”. И всё такое.
- Звучит очень по-дурацки, - серьёзно отвечает Катя. - Мне просто интересно, что тебе нравится. Ненавижу подтексты.
- Ладно, ладно, извини.
Ислам выставляет перед собой руки и тут же начинает злиться на себя. Чуть что, сразу лезет извиняться. Ну куда это годится?
Но она не слушает. Откопала в себе очередную головоломку и бросилась её разгадывать.
- Или всё-таки люблю… нет, я обожаю подтексты. Когда между строчек что-то ещё написано, это ведь втройне занятно. Правда? Пожалуй, я не люблю такие явные подтексты. Жуткая фальшь в действительности.
Растерянно смеётся, глядя на Ислама снизу вверх. Напоминает почему-то раскраску, которую раскрасили не теми цветами.
Ислам вздыхает. Она не только для него такая вся загадка. Но и для себя.
- Я люблю танцевать, - рассказывает она. - Обожаю. Даже не так… как бы тебе попонятнее сказать… танцы - это вся моя жизнь. Танцами можно сказать всё, выразить любые эмоции, донести до зрителя то, что не всегда можешь донести словами. Слова вообще довольно дурацкая вещь. Кто их только придумал?.. А вот танцами можно всё.
- Это ты так думаешь, - говорит Хасанов. - Потому что этим занимаешься. Для меня танцы - тёмный лес. Если бы кто-то хотел до меня что-то донести танцами, я бы ни фига не понял. Я вот, например, уверен, что смогу донести что угодно до человека жестами, когда вокруг шумно: играет музыка, все орут и за спиной над тобой нависает босс. Смогу рассказать, сколько стоит коктейль и как пройти к туалету. И то ни черта не понимают.
- Это не то, - говорит сердито. - Ты не понимаешь.
Ну вот. Обиделась. Ислам обругал себя последними словами. Сколько раз зарекался спорить с девушкой - всё равно что-нибудь, да проскочит. Да и прозвучало это, скорее всего, довольно глупо.
- Извини.
Разглядывает вялые листья на ветке тополя. Заключает один между пальцами, он хрустит и ломается, словно песочное печенье.
- Просто ты не понимаешь очевидные вещи.
- Да, - покорно соглашается Ислам, - пожалуй, не понимаю.
- У тебя есть что-нибудь, чего ты бы хотел в жизни добиться? - спрашивает она после долгого молчания.
Ислам дёргает плечами. Есть что-то, ещё не сформировавшееся до конца в голове, но что это и как облечь это в слова?..
А Катя уже что-то говорит. У неё на всё есть своё мнение, и спрашивает тебя о чём-то она только для того, чтобы рассказать, что об этом думает она.
- Я не люблю людей, смыслом жизни которых является сиюминутное существование. Таких спросишь, а они говорят: хотим квартиру собственную. Или машину. Или открыть фирму.
- Кто же их любит.
- Тем не менее их вокруг полно. Это мужики. И ещё, представляешь, предъявляют: ты, мол, баба, красивая притом, тебе замуж выскочить раз плюнуть.
- А ты их, конечно, разоблачала, - с сомнением говорит Ислам.
- Конечно! Ну, в принципе, они не совсем виноваты. Девушкам вообще лишь бы замуж за кого побогаче выскочить. Какие-то они недальновидные все. Глупышки. Ну представь, выскочит она замуж, и что дальше? Допустим, повезёт, и будет жить на всём готовом. Ездить на жёлтеньком матизе. А тут долбанёт две тысячи двенадцать, и останемся мы все без света. Машины никому на фиг не будут нужны, стоят без горючего на дорогах, глупые жестянки. Роскошная квартира на двенадцатом этаже окажется тюрьмой. Вокруг все склеивают ласты. И все, побросав своё барахло, бегут из города прочь по деревням. И там придётся доить коров и отбиваться от мародёров. Я им всё это объясняю, а они не поймут.
- А у тебя есть цель? - спрашивает он.
- Моя цель - это поиски цели в жизни, - отвечает с готовностью. - Мне кажется, осознать, что вся эта материальная чушь - лишь ступеньки к чему-то большему, - это уже огромный шаг. И другой шаг - то, что эти ступеньки и не нужны вовсе, если у тебя за плечами есть крылья.
- Не подумай, что я тупой. Но я не очень понимаю.
- Откровенно говоря, я и сама не больно-то понимаю. Поэтому и ковыряюсь во всей этой психологии и философии. Иногда в религию заносит. Иногда сама себе напоминаю червя в земле, - она грустно улыбается. - Ты молодец. Хотя бы выслушал и сразу не бросаешься с кулаками - защищать барахло у себя в голове. Мне кажется, чем больше людей к этому придут, тем легче будет жить на свете. Если хотя бы часть людей поднимется в воздух, на земле будет легче дышать. А за первыми потянутся и остальные. Кроме того, одной там, в небесах, очень скучно. Ты не представляешь, какие они большие и пустые.
“Представляю”, - думает Ислам, вдруг содрогаясь от нежности и от одиночества.
- Ты ведь был у неё дома? - спрашивает как-то Паша, и Ислам кивает. Был и не раз. В последний, например, они сидели за чашкой лимонного чая и обсуждали прочитанные книги.
Её комната - это нечто особенное. Количеством вещей напоминает комнату Яно. Может быть, количеством, но конечно же не идеальным порядком. Всё, что у первого валяется на полу и колышется под ногами многомесячным культурным слоем, здесь знает своё место. А между тем вещей много, очень много, и диву даёшься, как они все могли здесь поместиться, не нарушив кристального порядка. Словно кусочки паззла складываются в единую картинку. Пахнет апельсиновой цедрой, в солнечные дни из окон извергается водопад света. Шторы всегда отдёрнуты, по столу гуляет декоративная китайская чашка из тонкого стекла и разноцветные фломастеры. Больше там ничего нет, кроме карандашницы и аккуратной стопки тетрадок. А ещё
