— Однажды ты расшибешь мозги, — в неповторимом тоне, недовольным и вкрадчивым, осведомил ее он. Властно сжал ее запястье, отстраняя от себя. Не любила, когда он поддерживал или сопровождал, откровенно обращаясь с ней, как с инвалидом. Да, она такая есть. Знает об этом. Меньше всего требовалось, чтобы подчеркивал он фальшивой заботой. За закрытыми дверями спальни скидывал маску, превращаясь в настоящего монстра. Он не кричал на нее, но из — за него она приглушала рвущиеся стоны. Не бил и не поднимал на нее руку, но его отчужденность и безразличие, которое демонстрировал, задевало сильнее. Сказать — значит признать, что она хочет его. Слаба и не в состоянии подавить собственные желания. Физически ощущала, чего ждал он. Ее капитуляции.
— Как я могу позволить тебе стать вдовцом? Ты не переживешь, что твоя азартная игра закончилась так быстро, — прокомментировала резко Морганит, вынужденная ухватиться за руку мужу, когда они поднималась по винтажной лестнице. Под приятной наощупь тканью рубашки чувствовались железные мышцы. Сильные руки. Нежность их прикосновений не познала, зато прекрасно помнила, какие заводящие и нахальные манипуляции проделывают. Издевался над ней, призывая окунаться в порочный водоворот страсти, при этом держась подальше. Подзывал, но мольбы ждал ее.
— Ты очень умна, — признал он. — Все называют наш союз браком, а ты — игрой. Кем ты себя считаешь — равным игроком или наградой?
— Ставкой, — иронично поправила Морганит. — Иногда мне кажется, что наша встреча совсем не случайная. Там, на небесах, определенно кому — то мешала моя тихая жизнь.
— Ты не ставка, — глухо бросил Ральф, внезапно остановившись. Склонился, обдавая горячим дыханием, смешанным с корицей. Избегала всю неделю эту коричневую специю, прося нянечку и поваров убрать из меню блюда, включающие ее. Один запах разливал внизу живота теплые волны. Разнося электрические разряды от ярких представлений, вспышками сверкающих в сознании. — Ты — мой главный козырь, бабочка.
— Отпусти меня! — вырвала из крепкого захвата руку, стоило ему шлепнуть ее по ягодице. Сквозь тонкую материю хлопковой длинной юбки обожгло это прикосновение. Оставило незаметный след. Ожог. — Ральф, не трогай меня! Что ты позволяешь на виду у всех?
— Когда ты произносишь мое имя, я готов соглашаться с тобой во всем, — с двусмысленным намеком бросил мужчина. Подтолкнул слегка вперед, громко захлопывая дверь. Не успела возмутиться, поняв, что они оказались в спальне. Наедине. Пора уже привыкнуть делить комнату с ним. Как и постель. За семь дней они хоть и спали на одной кровати, однако не пытался и прикоснуться к ней. Знала о его мотивах. Не исполнял данное обещание, а дразня ее. Пытался завладеть полностью мыслями. Прочно оседал в них, пробуждая принуждающие изнемогать от плотской жажды фантазии. Неминуемо желать порочного.
— Теперь мы одни, — протянул Ральф, проводя подушечкой пальца по кисти ее руки. Дернулась, не давая ему дальше продолжать пытку. Внутренний голос подсказывал — да, он имеет на нее полное право. Целовать. Сводить с ума. Дотрагиваться тогда, когда захочется. Сама согласилась. Однако никто не разрешал так бессовестно и нагло вторгаться в ее сны. Развращать даже в воображении. Мужчина, чье лицо не могла видеть в ночных сновидениях, но погружалась в безумие. Представляла обжигающие поцелуи.
— Почему ты не в офисе? — поинтересовалась она, привыкнув за семь дней к тому, что ее новоиспеченный муженек появлялся в спальне только вечером. После ужина, который проходил в чересчур наигранном семейном счастье. Последнее вряд ли ждет их. Удивлял и отец, переставший задавать вопросы. Обрезающие любые темы, связанные с ее браком. Избегал разговора о зяте при ней, расспрашивая обо всем, кроме него. Раньше они не общались настолько часто, как последнюю неделю. Будто постоянно собирался рассказать ей о чем — то, но не решался. Няня уверяла, что отец, хоть и не выражает словесно, все же доволен работой Ральфа. Тот же не заводил с ней никаких разговор. Раздевался, неторопливо скидывая вещи. Обладал непонятной силой заводить ее шорохами одежды. Шумом льющейся воды. Ароматом лосьона после бритья. Одеколона. Корицы. Дразнил.
— Неужели ты уже устала от меня? — с сарказмом бросил Ральф. Услышала, как мужчина отходит. Садится в кресло. Ощущала направленный на нее пристальный взгляд. В упор.
— Ты не тратишь, обычно, попусту время. Работа для тебя намного важнее, чем остальная мелочь, — специально выделила Морганит, направляясь к расположенному в противоположном углу к кровати комоду. Лишь бы подальше от него. От головокружительной близости, заполнившей, кажется, комнату. Только собой. Необходимо занять чем — то непослушные дрожащие пальцы. Зная наизусть каждый предмет, окружающий ее, подняла крышку шкатулки. Принялась перебирать украшения. Без цели нащупывая то жемчуг, то холодные камушки, то различные кольца. Отвлечься.
— Ревнуешь меня? — застыла, пораженная откровенно скользившей в его тоне нотке удовлетворения. Успела пожалеть о сказанном, сталкиваясь с неприкрытым восторгом. Выжидал. Его непредсказуемая реакция на любую ее фразу ставила в тупик. Он знал.
— Ты сошел с ума? Кто ревнует к работе? — неудачная попытка язвительно рассмеяться.
— Да, я сошел с ума…от тебя, — понизил тембр до шепота Ральф. За спиной послышались приближающиеся шаги. Сровнялся. Нервно сжала первое попавшееся жемчужное ожерелье в ладони. В кулак, будто так бы получилось подавить возникший порыв откинуть голову назад. Прижаться к нему, находя вновь спасительное тепло. Разгоняя тьму не только перед глазами. Грозившуюся ворваться и в сердце. Затопить целиком.
— Сегодня — воскресенье, — оповестил ее он, откидывая на плечо ее волосы. Открывая шею. Готовый сорваться с уст протест повис в накалившемся воздухе. Не поняла, как мужчина выхватил у нее ожерелье. Ловко и умело застегнул, незаметно пробегая щекоткой по коже. — Расслабься. Я не прикасаюсь, только помогаю. Жемчуг — королевское украшение. Оно идеально подходит тебе. Превращает в недосягаемую принцессу. Запретную и еще сильнее…желанней. Мог бы разрушить эту чертову неприступность. Не хочу силой брать.
— Ждешь, когда крепость сдастся по доброй воле? — облизнула вмиг пересохшие губы Морганит. Что он говорит? На что намекает? Умышленно застилает пеленой рассудок. Не трогал ее руками, зато преуспевал чарующе хриплым голосом. Вторгающимся в сознании и изменяющим курс ее мыслей. Решительности. Несправедливо использовать эту уловку.
— Жду, когда вот эти губы, — развернул резко к себе, подушечкой надавливая на нижнюю губу. Замерла, пронзенная электрическим разрядом. Контрастом ее холодной кожи и его горячих пальцев. — Попросят меня поцеловать. Перестанут сопротивляться и выскажут открыто о том, что нетерпимо хочется их хозяйке. Признаются, может, даже в любви.
Настоящий дьявол. Ее муж, искусно заманивающий в сети соблазна. Накидывая невидимо на нее, притягивая ближе. Подавалась. Переставала владеть эмоциями. Принципами.
