Ужин был на удивление приличным. На выбор можно было взять кашу, пудинг, мясные рулетики. Из напитков полагался яблочный или ягодный компот, хлеб и фрукты стояли прямо на столах. Непривычно, что воспитанницам предлагают выбор. Да ещё и фрукты без ограничений. Что же это за Институт, что не экономят на питании учениц? В Академии с этим было намного строже.
Форма так же вызвала удивление. Если в Академии нам полагались классические строгие серо-голубые ученические платья на пуговках и передники с накидками к ним, то здесь было иначе. Комендантша ровно пояснила, что Институт – место особое, попасть сюда можно только по рекомендации, и потому к нам особое отношение и особая форма. Я тихо охнула, взяв в руки платье. Ткань и фасон намного лучше, чем в Академии. Нежного ненавязчивого голубого цвета, с более лёгким и мягким, чем в бальных платьях, но всё-таки корсетом, нижним платьем и одной, на каждый день, или двумя, на балы, нижними юбками для пышности. Мне выдали пока два платья на смену, до прихода портнихи. Оказалось, что форма шьется для каждой ученицы отдельно, по индивидуальным меркам. Так же комендантша пояснила, что в зависимости от года обучения ученицам выдают бежевые, светло-зелёные, розовые и голубые платья. Форма заставила улыбнуться. Хоть что-то в моём переводе хорошее! Ведь так приятно чувствовать себя красивой и нарядной, а не серой мышкой над учебниками. Я решила, что вторая нижняя юбка мне вряд ли пригодится, никакого желания посещать балы не было. В Академии это были необязательные мероприятия, надо будет узнать, какие здесь на этот счёт правила.
Месяц я ежедневно занималась с профессором Сардером. Он учил меня ставить фильтры, чтобы слышать не все мысли, а лишь те слои, которые мне нужны. Например, только текущий внутренний диалог. Или только реакцию на свои слова и действия. Можно было заглянуть глубже, в сокровенные надежды и желания. Оказалось, что сознание людей похоже на слоёный пирог, и каждый уровень раскрывает новые грани личности. Видеть прошлое, если человек об этом не думал, я не могла, но училась задавать наводящие вопросы. Других учениц пока не было, они разъехались по домам, как в обычном институте. Это у меня была особая программа, но я не расстраивалась, с каждым днём всё больше овладевая своим нежданным даром. Через месяц профессор уехал, наказав продолжать тренировки. Я часами сидела в библиотеке, повторяя выученные блоки, схемы и читая рекомендованные книги. А потом послушно сжигала все конспекты и зарисовки.
Помимо щитов и фильтров, одним из самых ценных знаний для управления моим нежданным проклятием было понимание разницы между фантазией и намерением, пустыми рассуждениями и готовностью к действиям. Мы с профессором прогуливались по парку, пока позволяла погода, и я слушала мысли окружающих. Племянник ректора, юный Юнг, был влюблён в одну из служанок. Он мог сколько угодно вздыхать о её прелестях и мечтать о поцелуях, но в жизни никогда бы не подошёл к девушке и старался по возможности даже не говорить с ней. Это было главное различие между намерением и фантазией.
Таинственный спаситель будоражил мой ум. Вечерами, уже лёжа в постели, я вспоминала его жесты, взгляды, улыбку, уютное тепло его мыслей. Удивительно, но вслух он тогда не проронил ни слова! Интересно, почему. И, чего уж таиться перед собой, мне было приятно вспоминать его прикосновения. И то, как я сама касалась обнажённого торса, промывая раны. В такие моменты щёки заливал румянец, а в голову лезли неподобающие леди мысли. Я корила себя за это, но ничего не могла поделать. Хотелось снова его увидеть, поговорить, узнать имя. Коснуться родинки над бровью, положить ладони на широкие плечи, потянуться за поцелуем. На этом смущение становилось слишком сильным, и я, прикусив губу, заставляла себя думать о чём-нибудь другом.
Постепенно начали прибывать ученицы. В конце лета и осенью дороги сильно раскисают из-за дождей, и многие старались проехать до этого досадного времени. Я с удивлением обнаружила, что могу общаться с окружающими, не боясь сойти с ума. Ко мне девушки отнеслись ровно, здесь не в новинку неожиданные переводы из других мест. Стало приятным удивлением то, что в Институте обучались исключительно целеустремленные и способные леди. И если в Академии находился весь цвет общества, то здесь занимались лучшие умы государства. Не все ученицы были столь высокородными, как в Академии, попадались и девушки из обедневших дворянских родов, из семей, получивших звания только недавно, представительницы мелкопоместной знати. Такие леди учились за счёт Короны, а потом должны были несколько лет отработать на благо королевства.
Моей соседкой по комнате оказалась леди Розалинда. Она уже видела себя как минимум Главным Казначеем и никому и ничему не позволяла сбить себя с намеченного пути. Её лучшая подруга, леди Анника, была девушкой хоть и способной, но не в меру высокомерной. Её гонора хватило бы на трёх Королей. В комнате с Розалиной мне было не очень комфортно, девушка оценивала всё, что видела вокруг. Платье и туфли, манеры и внешность окружающих взвешивались, сравнивались. Радовало только то, что Розалинда не любила говорить о своих наблюдениях вслух. Девушка допоздна сидела над какими-то расчётами с зажжённой лампой, что мешало мне отдыхать и мечтать о таинственном незнакомце. Интересно, есть ли у него невеста или возлюбленная?
Как-то в коридоре жилого корпуса, на моем этаже, поднялся дикий крик. Нет, это был не потоп и не пожар. Всего лишь леди Анника делила комнату со своей соседкой. Пока я шла на шум, успела подслушать у проходящих мимо девушек, что такие разборки происходят чуть ли не каждый день. Соседку Анники зовут леди Ксания, она из обедневших, разорившихся дворян, и Анника считает ниже своего достоинства общаться с ней.
Девушки громили комнату, раскидывая вещи друг друга. В мыслях Анники было презрение, а у Ксании – лишь недоумение такой реакцией соседки и желание отстоять чувство собственного достоинства.
– Видеть тебя не могу! Как тебя вообще пустили в стены этого института! – верещала Анника, скидывая со стола вещи своей соседки.
– Да я бы с радостью от тебя съехала, мымра! – закипала Ксания, со слезами глядя, как чернила заливают недешёвые книги.
– Кто согласится с тобой жить, чучело! – разорялась Анника.
– Например, я, – стоя в дверях комнаты, четко произнесла я. Взвесив все «за» и «против», я решила, что общество Ксании мне будет приятнее, чем целый год терпеть занудство нынешней соседки.
