Едва я переступила порог дома, кто-то из слуг помчался сообщить о моём возвращении, и совсем скоро мать заключила меня в объятия. Радостно хлопоча вокруг и отдавая распоряжения слугам, она причитала, что я совсем исхудала, наверное, в Академии экономят на питании учениц.
– Не в Академии, мама, а в Институте. Что случилось? – я с тревогой вглядывалась в её лицо.
– Что значит – что случилось? – не поняла она.
– Зачем меня вызвали так скоро? Экзамены не окончены, вручение аттестатов только…
– Ах, кому нужны эти аттестаты! – всплеснула руками мать. – Поверь, это не главная добродетель благородной леди.
В холле появился отец.
– Лира! Рад видеть, дочка, – он обнял меня и расцеловал в щёки, оттеснив мать. Тут его взгляд упал на стоящего за моей спиной Артемия. – А вы ещё кто такой?
Артемий коротко поклонился.
– Я по решению Короны приставлен к вашей дочери для охраны.
– Что значит, приставлен по решению Короны? Мужчина? К моей дочери? Мне ни о чём таком не сообщалось! Покажите грамоту!
Артемий протянул отцу бумаги.
– Мама, так отчего была такая спешка? – шёпотом спросила я, пока отец изучал бумаги, иногда бормоча что-то под нос. Я опустила щиты, надеясь, что так скорее получу ответ на свой вопрос.
– Ах, дорогая, всё потом, – отмахнулась мама. Я же отшатнулась от неё, как от огня:
– Как свадьба?! – воскликнула я, прижимая руки к груди.
Артемий нахмурился и придвинулся ближе ко мне.
– Ну да, свадьба, а ты что ожидала? Все юные леди через это проходят, – непонятливо посмотрела на меня мать.
– Но я… За кого? Я не могу…
– Что значит, не можешь? – поднял взгляд от бумаг отец. – Мы уже обо всём договорились, и даже оградили тебя от проблем, связанных со свадьбой. Платье готово, гости скоро прибудут. А вы, будьте добры, отойдите от моей дочери! – нахмурился на Артемия отец.
– К-как гости? – пролепетала я.
– Я уполномочен Короной… – начал Артемий, но отец его перебил:
– На охрану Лиры в стенах Института! Это прямо прописано в ваших бумагах. Так что не морочьте мне голову! У вас нет никакого права здесь находиться. Уйдите добровольно, или вас выведут. Стража! – рявкнул отец.
Я же стояла, опустив руки. Так не может быть, не должно, не со мной! Александр говорил, что моя судьба решена, в его мыслях было обещание быть рядом… Выдохнув, я постаралась объяснить матери и отцу, что произошла ошибка, но вызвала только раздражение и жёсткую отповедь:
– Ты должна быть нам благодарна! Мы подыскали тебе лучшую партию, собрали немыслимое приданое, лишь бы лорд согласился на этот союз. А ты теперь, вместо благодарности, устраиваешь нам истерику! Другая на твоём месте рыдала бы от счастья и руки нам целовала! Марис! Запри её в комнате!
– Постойте! Так нельзя! Я не могу…
В суматохе я не заметила, как Артемия вывели прочь. Я не успела с ним поговорить, не успела передать записку, я оказалась в полной изоляции и без какой-либо связи с внешним миром.
Я пыталась объясниться с родителями, пробовала сделать вид, что смирилась, лишь прошу пригласить на свадьбу подругу и учителя, в надежде передать кому-нибудь письмо, но бесполезно было уговаривать, спорить, убеждать, доказывать. Мне не верили, меня не слышали. В итоге отец запер меня в комнате до самой церемонии. Платье и украшения для «неблагодарной дочери» уже были готовы, и у меня не было никакой возможности передать весточку. Наши слуги слишком дорожили своим местом и обо всём сообщили бы отцу, а больше никого ко мне не пускали. Я рыдала два дня, а потом всё стало безразлично.
Когда я поняла, что остановить это безумие мне не под силу, что-то внутри меня сломалось, треснуло, и начало болеть сердце.
Король
Когда посреди приёма у меня потемнело в глазах, я не сразу понял, что произошло. Но почти сразу мне в сердце словно воткнулась тупая игла, и я, к ужасу всех присутствующих, начал падать. Роман мгновенно оказался рядом, поддержал, но я, наплевав на приличия, оттолкнул его и вылетел из зала, как только смог стоять.
Что-то с моей малышкой.
И ведь ничего не предвещало беды! Её зачем-то вызвали домой, но не станут же собственные родители ей вредить? Мои службы их проверяли, они бы заметили опасность. И Артемий с ней. А, демоны, как же больно!
Я влетел в комнату и поймал обеспокоенный взгляд Эдварда.
– Шута ко мне и председателя Совета. Приготовить коня.
– Что случилось?
– Что-то с Лирой.
Я потёр грудь, надеясь, что моей птичке не так больно, как мне.
Лира
Я сидела на кровати, опершись на спинку и подогнув под себя ноги. Сколько я так сижу? Кажется, за окном успело стемнеть и рассвести. Сердце ныло, и я иногда тёрла грудь, словно надеясь стереть боль. Ничего не происходило. Я безучастно наблюдала, как за стеклом колышется ветка. Вверх-вниз, вперёд-назад.
Кажется, заходила служанка и уговаривала меня переодеться. Зачем? Какая разница, как я выгляжу? Когда она попыталась расчесать мне волосы, я выгнала бедняжку. Знаю, кричать нехорошо, но так хотелось побыть одной. Ветка качается...
Король
Заскакивая в карету, я рыкнул на кучера, чтобы гнал, не останавливаясь. На карете настоял Эд, они с Романом пригрозили, что никуда меня не отпустят в таком состоянии, да ещё и верхом. Я устало откинулся на спинку сиденья – сейчас от меня ничего не зависит, вперёд лошадей бежать невозможно. Как же саднит сердце! Я с силой потер грудь, словно надеясь, что это пройдет. Не помогло.
Эдвард, с тревогой глядя на меня, то и дело высовывался в окно, чтобы поторопить кучера.
– Оставь человека в покое, – хрипло попросил я друга. – Он делает всё, что может. Я же слышу.
– Прости. Но ты очень плохо выглядишь. Я боюсь опоздать, – тихо ответил он, глядя на меня, как на больного.
– Да всё со мной в порядке! – я рявкнул, подскочив на сиденье. И откуда во мне столько агрессии?
– Ты бледнее смерти, друг, – примиряюще ответил двойник.
– Мне без неё плохо. Душа болит, – нехотя сознался я и добавил, глядя
