— Вы же грамотный?
— Что это — угроза использовать атомный реактор? И это называется «атомная энергия в мирных целях»! Мы уже зафотографировали этот документ, о нем узнает весь мир!
— Вы многословны. У нас мало времени.
— Значит, отклоняете наше предложение о перебазировании?
— Самым решительным образом.
— Вы, очевидно, недооцениваете положения, профессор! Я вам помогу в этом. Наш полет подготовила атомная фирма, а не Академия наук, как у вас. Вскоре прибудет еще одна ракета. Это будет не только демонстрация могущества…
— Мы не боимся угроз, — перебил его Иван Макарович.
— Вас привлекают стратегические залежи?
— Мир, труд, наука, — вот что нас привлекает!
— Залежи нового радиоактивного элемента, который мы назвали «Селенит-1», открыли мы и не уступим никому! — повысил голос Дик. — В то время как мы с вами здесь вежливо разговариваем, наши лаборанты проводят над ними испытания. И кто поручится…
— Вы все сказали?
Плугарь повернулся и ровным шагом, не торопясь, направился к ракете.
КАТАСТРОФА
— Значит, продолжим свою работу, товарищи? До наступления ночи осталось, по моим подсчетам, семьдесят часов… и тридцать восемь минут… вот и еще одна минута прошла… За это время можно многое сделать. Нам необходимо пополнить коллекцию минералов, перенести экспонаты из города селенитов… Астрономические наблюдения придется, к сожалению, отложить. Надо провести систематические съемки, чтобы получился полноценный фильм, а не отдельные фрагменты. Ясно, товарищ Загорский?
— Ясно.
Ольга склонилась над экраном. Поверхность его была чиста, как летнее безоблачное небо на Земле.
Вдруг глаза Ольги резанул ослепительный блеск. Отшатнулась, закрыла лицо руками. Решила, что в приборе произошел какой-то электрический разряд.
— Николай… — хотела она что-то сказать Загорскому, но не успела. Страшный толчок встряхнул ракету, она начала клониться на бок, падать… Что случилось? Все полетело вверх дном, у всех закружилось перед глазами. Милько вскочил, бросился к пульту управления. Наверное думал, что успеет запустить реактор и подняться вверх… Но где там! Удар, еще удар! Треск и гул. Может быть, это в ушах? Михаил не устоял на ногах — его словно молотом оглушило по голове. Последнее, что он увидел, проваливаясь в черную бесконечность, были испуганные глаза Ольги…
Когда ракета уже неподвижно лежала на боку, Ольга вскрикнула:
— Михаил! Что с тобой, Миша? — Она схватила его обмякшую руку, стараясь нащупать пульс. И наверное, кто-нибудь другой не нащупал бы, но нежные, чуткие пальцы Ольги уловили слабые толчки. Словно дергалась тоненькая ниточка… «Останавливается сердце, — подумала Ольга. — Глубокая травма…»
Милько лежал навзничь, яркие солнечные лучи падали на бледное лицо.
Ольга приподняла его веки и увидела расширенные зрачки. «Он совсем не реагирует на свет!» — промелькнула мысль.
Быстро сбросив с себя кофту, свернула и подложила ее под окровавленную голову. Мысли опережали одна другую. «Сначала обработать рану, остановить кровотечение… предотвратить инфекцию… А сердце? Оно же вот-вот остановится! Нет, сначала инъекция камфоры…»
Взволнованная и перепуганная, Ольга все же действовала быстро, движения ее были точны. Вынула спиртовой стерилизатор (даже не забыла отвинтить крышку), набрала в шприц два кубика густой золотистой жидкости и, отвернув Михаилу рукав повыше локтя, искусно сделала укол. Даже не проверив пульса, принялась торопливо обрабатывать рану. В ход пошли тампоны, йод… Ольга перевела дыхание лишь тогда, когда наложила повязку.
Пульс улучшился, дыхание стало заметным. В могучий организм Михаила возвращалась жизнь! Появилась надежда на благополучный исход, но Ольга отлично знала, что в этот острый хаотический, как его назвал когда — то Бурденко, период протекания болезни, можно ждать любых осложнений.
Милько раскрыл глаза. «Явления шока постепенно угасают», — подумала Ольга.
— Михаил! — окликнула.
Губы его шевельнулись, но слов не было слышно.
— Миша, милый, тебе лучше?
А он то открывал, то закрывал глаза и молчал.
— Вот положим тебя на матрац, — говорила Ольга, поднимая голову Михаила к себе на колени и беря его под мышки. — Ведь правда, тебе гораздо лучше?
Легко, без всякого напряжения, положила юношу на матрац, разостланный на полу. Повернула на правую сторону, сказав:
— Полежи так на случай тошноты.
Ивана Макаровича и Загорского тоже порядком стукнуло, но они этого не замечали, встревоженные ранением Милько. Молча наблюдали, как хлопотала возле него Ольга, подавали необходимые вещи. Но что случилось? В чем причина такого сотрясения? Не сдвиг ли это коры Луны?
— Загадочно! Прямо-таки загадочно! — проговорил профессор, шагая взад и вперед.
— Мы не только не можем стартовать из такого положения, промолвил Загорский, — даже выйти из ракеты невозможно!
Только теперь Иван Макарович и Ольга увидели, что входной люк вплотную прижат к поверхности Луны.
— Да, мы закупорены, — сказал Плугарь. — Но разве это навсегда? Как вы считаете, Загорский?
— Нужно найти выход…
В иллюминатор увидели: неподалеку над горами таяла черная туча газа и пыли.
— Извержение вулкана, — произнес Загорский. — Вот вам и разгадка. Нас ударило камнями, волнами газа, ну, и еще сотрясение поверхности…
— Взрыв-то взрыв, но там нет никакого вулкана! Ведь у нас есть подробная карта…
Еще раз рассмотрели карту. Профессор был прав: в том месте, где вздымалась туча, в радиусе нескольких километров не было даже небольшого вулкана.
— Мне кажется, что это атомный взрыв, товарищи! — подытожил профессор.
— Это возможно, но зачем им было производить такой эксперимент? — сказал Загорский, имея в виду «соседей».
— Очевидно, доигрались с новым радиоактивным элементом…
— «Селенит-1»?
— Да.
Тяжелое, гнетущее чувство сжало грудь Плугарю. Как несчастливо сложились обстоятельства для его экспедиции! «Комета» упала. Милько ранен. А насколько хватит им воздуха — часов на двести? Неужели ракета станет им могилой?
Иван Макарович смотрит на Ольгу и Загорского. Ошеломленные катастрофой, они стоят перед иллюминатором и, наверное, наблюдают за зловещей газовой стеной. У Ольги замкнутое лицо, Николай хмурится. Стоят, словно у окна вагона, смотрят на проплывающий пейзаж, и каждый думает о своем.
Вдруг Ольга поворачивается и быстро подходит к отцу.
— Отец! — восклицает, припадая к его груди.
— Что ты?
Иван Макарович машинально потрепал ее волосы, — так он, бывало, успокаивал ее, когда была девочкой.
А она отклонилась, приложила ладони к его щекам:
— Почему ты так равнодушен? И Николай… Скажи — неужели…
— Это тебе показалось, Оля! — заговорил Плугарь твердым голосом. — Просто я думаю…
— Но ведь надо что-то делать, слышите? — делать!
— Верно, дочка! Пока мы не сделаем всего, что
