Словно подтверждая мысли майора, в дальнем конце улицы показались всадники. Залетев в пространство между домами, они быстро спешились и встали в шеренги. До них было с полторы сотни шагов, и Закржевский ясно разглядел зеленый цвет русских мундиров. Москали решили остановить его батальон? Пусть попробуют! Их ведь не более полусотни – хлипкая преграда для порядком потрепанного, но еще грозного батальона.
– Не стрелять! – бросил майор шагавшему рядом капитану. – Подойдем ближе. Сметем их одним залпом.
Капитан кивнул и отдал приказ. Передние ряды солдат взяли ружья на изготовку. Через сотню шагов они встанут и прицелятся. Залп, другой, и от москалей, вздумавших преградить путь славным сынам Польши останутся хладные трупы. Тем временем русские закончили построение, сбоку первой шеренги встал офицер и извлек из ножен не шпагу, а… тесак. Это Закржевский заметил с изумлением, как и то, что командир русских был одет не в мундир, а в какой-то охотничий костюм и шляпу. Ополченец, наверное. Их много было на баррикадах. Сражались храбро, но неумело. Этот, видимо, из таких. Тем временем странный статский вскинул клинок кверху. «Дурак! – подумал майор. – На такой дистанции попасть трудно даже в плотный строй».
Грохнул залп, позиция русских окуталась дымом. Рядом с майором, застонав, упал капитан. Закржевский оглянул. По переднему ряду батальона словно коса прошла. Солдаты и офицеры, выронив ружья и шпаги, валялись на утоптанной земле улицы: кто, свернувшись клубком, кто, рухнув ничком в пыль. Второй ряд притормозил, ожидая команды.
– Напшуд! – крикнул майор и выхватил из ножен шпагу.
Повернувшись к русским, он с удивлением увидел, что шеренг более нет. Вместо них, колесо к колесу стояли четыре пушки, и фейерверкеры уже подносили к запальным отверстиям дымящиеся фитили пальников. Проклятые русские обманули! Их хлипкий строй прикрывал орудия. «Матка Боска!..» – успел подумать Закржевский, и мир исчез. Рухнувший в пыль майор не видел, как картечь выкосила передовые ряды наступавшего батальона. Тот затоптался в нерешительности. Тем временем впереди пушек встали егеря, успевшие перезарядить ружья. Их залп вновь снес передовую шеренгу батальона, затем русские юркнули за подготовленные к стрельбе орудия, а те не замедлили выпалить. После чего лишившийся офицеров батальон (те, как надлежит, шли в первых рядах) заметался между заборами и побежал. Видеть такое слишком тяжко для храброго шляхтича, так что Матка Боска проявила милосердие и уберегла майора от горького зрелища…
* * *День в пламени и дыму… Горели подожженные огнем французских пушек дома. Высушенные летним зноем, они вспыхивали, как облитые бензином, и выбрасывали высоко к небу прозрачные языки племени. Вместе с ними взмывали в горячий воздух и головешки. Падая на крыши соседних домов, поджигали сухую дранку[113]. В дыму и пламени метались люди в мундирах, стреляли, кололи штыками, убивали и умирали сами. Французы перли вперед, как паровой каток. Захватив ворота крепости, растеклись по улицам, где наткнулись на баррикады. Возле них закипели ожесточенные схватки, которые закачивались одинаково – взятием преграды. Врагов было слишком много – по десятку на одного защитника, а то и более. Остановить эту волну было невозможно – только придержать, чем мы и занимались. Паскевич использовал роту, как пробку для упавшей бутылки с вином, вернее, как две пробки. Мы подлетали к прорвавшемуся противнику и давали несколько залпов, заставляя того притормозить. В рукопашную не лезли – нас бы просто смели. Полчаса, иногда четверть часа передышки давали возможность обороне соседних улиц оттянуться назад и уберечься от фланговых обходов. Мы стреляли, стреляли и в нас. Визжавшими пулями, казалось, был напоен воздух. Теряя людей и коней, рота отступала к Днепру. Плохо было с лошадьми: они выбывали быстрее – слишком крупная мишень. На последний рубеж обороны катить пушки пришлось вручную. Едва успели – строй поляков отделяла от перекрестка пара сотен шагов. Несколько залпов заставили их побежать. Но не приходилось сомневаться: полчаса, четверть часа – и они вернутся.
– Платон Сергеевич! – подковылял ко мне Ефим. – Заряды кончились. Новых взять негде.
– Заклепывай пушки! – приказал я.
– Грех это! – насупился старый фейерверкер. – Столько раз нас выручали. А теперь бросить?
– Не успеем увезти. Упряжек нет, вручную не дотащим.
– А этих запрячь? – он указал на верховых лошадей.
– Люди с ног валятся, – покачал я головой. – Не дойдут. Нам их сберечь надо, пушки дело наживное.
Ефим вздохнул и отдал команду артиллеристам. Застучали молотки, вгоняя гвозди в запальные отверстия орудий. Не обрадуются французы, получив такой трофей. Через минуту, взгромоздившись на оставшихся лошадей (на некоторых по двое), рота потрусила к переправе. Скоро копыта лошадей застучали по доскам наплавного моста. На том берегу нас встречал Семен со своим отрядом.
– Наконец-то! – обрадовался, обнимая меня. – Уже не чаял дождаться. Где пушки?
– Заклепали! – махнул я рукой. – Заряды кончились, лошадей убили. Решил бросить.
– Ну, и ладно! – сказал он. – Тяжко пришлось?
– Семнадцать человек потерял, – вздохнул я. – Это только убитыми. Раненых не считал.
– Я – двадцать пять, – поделился Семен. – Но пушки вывез. Вон стоят, – он указал на батарею у переправы. Возле нее суетились артиллеристы. – И зарядов есть маненько. Паскевич, как узнал, велел оборонять переправу до тех пор, пока последние защитники не выйдут. Похоже, что вы ими и были. Глянь! – он протянул руку.
Я повернул голову. Противоположный берег Днепра заполняла толпа. Даже отсюда хорошо различался синий цвет мундиров.
– Штабс-капитан! – закричал Семен. – Огонь по противнику! Не позволяйте им захватить мост.
Пушки выпалили. Ядра ударили в синюю волну, прорубив в ней просеки. Метко стреляет Зыков! Французы отхлынули к стенам. Ага, не нравится. Тем временем получившие приказ саперы выкатили на мост бочки и ударами топоров выбили их них днища. На деревянный настил хлынула черная смола. Саперы побежали назад, последний бросил в сторону бочек факел. Сухое дерево, политое смолой, занялось вмиг, и мост затянуло черным дымом.
– Вот и все, – сказал Семен. – Отходим.
В этот миг с балкона церкви, сооруженной на месте башни в крепостной стене, выпалили пушки. Ядра ударили в берег у нашей батареи, едва не зацепив орудия.
– Метко палят! – заметил Спешнев.
– Подзорную трубу! – потребовал я. – Быстро!
Видимо, было что-то в моем голосе, потому Семен мгновенно подал мне требуемое.
