— Знак-то знак. Но скорее знак, что ты слишком долго топчешь землю, Ворон. И миг расплаты за самонадеянность и гордыню уже близок. Любое сомнение перед лицом Матери будет стоить жизни вам всем. В этом я вижу мало горя, но вы, смертные, так трясётесь над своими душами… удивительно, что решились ими пожертвовать. Вот, например, ты, волчонок…
Павел всё ещё стоял, уперевшись спиной на стол, наблюдая за происходящим из-под полуприкрытых век. Использование силы его вымотало, я чувствовала его слабость через Узы, которые связывали наших Эмонов.
Койот был совсем близко к клетке. Лисёнок подчинялся мне легко, и я попыталась достать Павла когтистой лапой малыша, просунув её через прутья. Мне не хватило совсем немного…
— Ты, волчок, похож на электрическую игрушку, у которой скоро сядут батарейки, но она продолжает ковылять по инерции, потому что не знает как можно иначе, — Тень изобразила руками механические движения. Пантомима очевидно доставляла ей удовольствие. — Бедная игрушка боится, что если остановится и обернётся, то увидит, что весь пройденный путь был одной сплошной позорной ошибкой.
— Не слушай, — вмешался Ящер, глядя на то как напрягся Павел. — Они пытаются заставить тебя усомниться. В этом вся суть. Главное не сомневаться!
Тень покачивалась на стуле из стороны в сторону, вытягивая шею, из-за чего она походила на змею. Глаза у неё потемнели, становясь чёрными, как угли:
— На дороге, что ты прошёл, волчок, лежат покалеченные души тех, кто случайно попался под ноги. Так страшно и так трусливо обернуться, верно, мальчик-волк?
— Хватит! — приказал Барон, и я даже в клетке почувствовала мощные волны силы, которые от него исходили. — Нет времени слушать эту чушь! Павел, займи своё место… Хорошо. А теперь…
— Ну и что “теперь”? — ухмыльнулась Тень, но её насмешка сползла, когда Барон поднял руки и направил чешуйчатые ладони ей в грудь. Его массивный хвост ударил об пол.
— Силой данной мне, — провозгласил декан, — приказываю вам, тёмные твари, разорвать Узы! Из вихря силы создайте луч и откройте проход к Матери! — дальше он стал выкрикивать слова на незнакомом языке, каждое из которых заставляло Тень вздрагивать столь сильно, что она буквально заставляла мое тело подпрыгивать на стуле.
Не смотря на количество света, в помещении потемнело, зеркала задрожали в рамах. Воздух потяжелел так, что лисёнок не мог подняться на лапы. Он обернул себя рыжим хвостом и, едва слышно поскуливая, замер на дне клетке.
“Тише-тише, они тебя не тронут”, — мысленно успокаивала я малыша, хотя меня саму трясло от страха.
В комнату проскользнула Илона, ведя за собою свою маму, которая шаркая по паркету, растерянно озиралась, точно ребёнок. Лицо старухи было всё так же безумно, как и в нашу последнюю встречу. Её Эмон — Тигрица — слепо крутя плешивой головой, в молчаливом ужасе разевала беззубую пасть. Усадив Марию на соседний рядом с собой стул, Кошка взяла её испещрённую морщинами руку так нежно, как если бы хотела уберечь от всего на свете, и тихо прошептала: “Всё будет хорошо, мама. Мы скоро снова будем вместе…”
Тень поднялась на ноги. Она всё ещё находилась в моём теле, но теперь её присутствие было очевидно. Матово-угольным заволокло белки и радужку глаз так, что они казались окнами в преисподнюю.
Тьма вокруг фигуры Тени сгущалась, словно та, подобно чёрной дыре, поглощала свет. Тень взялась руками за Узы — серебряную вязь, что соединяла Эмонов: белую Лисицу и серого Койота.
Я замерла вместе с лисёнком, втайне надеясь, что если мои чувства настоящие, то никто и ничто не сможет разорвать связь между мной и Павлом. Глупая-глупая надежда, но я всё же цеплялась за неё, как утопающий.
Тень покатала Узы между пальцев — они казались как никогда матеральными, словно сплетёнными из тысяч тонких паутинок. Павел подался вперёд, а Тень хмыкнула и вдруг наклонилась, сомкнув на светящейся вязи зубы, рванула головой, легко разрывая Узы, словно они были простой хлопчатой ниткой.
“Вот и всё”, — пронеслось у меня в голове. А в следующий миг в ушах затрещало, несколько зеркал лопнуло, по полу зазвенели осколки, а в груди сдавило, точно стальной цепью перетянуло, да так крепко, что стало нечем дышать.
Лисёнок жалостно скулил, пока я таилась внутри его сознания. У меня словно забрали сам воздух и не дали ничего взамен. Павлу было не лучше. Он вскрикнул, сжался на своём стуле. Сквозь туман боли я видела, как из его глаз брызнули слёзы. Лицо стало багровым, а из уголка рта потекла кровь.
Нас больше не соединяли Узы. Мы, наконец, были свободны. Но эта свобода пахла одиночеством и страшной потерей, точно раньше мы держались за руки, а теперь я осталась одна в кромешной тьме, и сколько не кричала, не искала, никого не могла найти.
Волной на меня накатили воспоминания обо всём, что было между мной и Павлом. Гиены, первый поцелуй и неловкость, страх друг за друга, забота, щемящая нежность… Печаль, обида, ревность… Предательство. В буре эмоций я пыталась выцарапать истину — настоящие свои чувства к Павлу. К Алеку… Но мысли лихорадочно скакали у меня в голове, сталкиваясь и тесня друг друга. У меня по прежнему замирало сердце, когда я видела муки, на лице Павла. Было страшно за Алека, который всё ещё не пришёл в себя. Но была ли это любовь? И что чувствовали они?
В этом новом опустевшем мире осталось и кое-что знакомое. Например, холодный взгляд Кошки. Безумное лицо Марии. Полная торжества морда Ящера, который продолжал шептать странные слова, а между тем около его лап смерчем крутился взбесившийся воздух.
“Сила Уз высвободилась”, — поняла я, бессловесно наблюдая, как Тень в моём теле направляет эту силу в зеркало, что стояло рядом с клеткой.
Сила лучом ударила о гладкую поверхность, но та, вместо того, чтобы расколоться, вдруг разошлась в стороны, открывая проход в черноту, точно вспороли само пространство. Из открывшегося прохода повеяло могильным холодом. Весь окружающий свет стал утекать в дыру, погрузив комнату в полумрак. На ранее свободных стульях засветились призрачные силуэты зверо-людей. Они таращили мёртвые глаза, кто в потолок, кто в пол, руки и головы их безвольно свисали, у кого-то наружу торчали языки. Некоторых из призраков я узнала, они были в моих снах… Только тогда в клетке сидел Луи. А теперь я. Тринадцать стульев… и почему я не вспомнила о снах раньше?
Дыхание лисёнка вырывалось облачками пара. К несчастью, мы с ним были ближе всех к жуткой дыре. Что, если нас затянет внутрь? От этой внезапной мысли, сердце покрылось ледяной коркой.
Илона смотрела на открывшийся проход во все глаза:
— Получилось… — ошеломленно прошептала она.
