Но тут раздаётся рык, и путь преграждает огромная, светящаяся изнутри белая медведица. Волны отступают, медведица укрывает меня от тьмы, делится светом. Она плывёт рядом, готовая прикрыть от любой беды.
Я вижу вдали берег. Он блестит и переливается, как алмазная пустыня. Там, среди света меня ждёт второй спутник — лохматый чёрный пёс.
Наконец, океан позади, мы идём все вместе, но я едва переставляю ноги. На спину мне давит кусочек тьмы, что тяжелее самой тяжёлой ноши. Я чувствую, как он забирается под кожу, и вместо тёплого света в груди разрастается льдистая чёрная дыра. От холода я едва могу двигаться.
Белая медведица толкает меня в спину, пёс тянет вперёд за загривок… Они пытаются помочь, как вдруг оба начинают реветь от боли. Тьма, что я несу коснулась их тоже. Въелась в глаза, делая их пустыми и тёмными, как потухшие угли. Мёртвый океан позади смеётся. Чернота внутри ширится.
Боль пронзает грудь. Там, где только что белела шерсть и билось сердце — зияет дыра. Мой свет осыпается звёздной пылью. Мертвенной холод ползёт от ладоней к локтям, плечам, перехватывая горло.
Мир темнеет. Это слепнут мои глаза. Смеётся океан. Медведица и пёс скулят, слепо тыкаясь носами мне в шею. Наугад веду их, надеясь, что выход близко. Это похоже на игру: “Холодно — горячо”.
Вокруг теплеет… теплеет…
***
Я проснулась от жуткого холода. Форточка была нараспашку. Пока закрывала её, сон успел расплылся зыбкими образами. Мне казалось, я уже видела его и не раз, но так и не смогла запомнить.
Ежась, натянула свитер, заварила горячего чая. И только после пары кружек, смогла, наконец, заснуть.
Сцена 7. Узы
В пятницу на улице внезапно потеплело, город изнемогал от влажной осенней духоты. Окна автобуса, в котором я ехала, покрылись капельками пара, так что люди за ним превратились в размазанные тени. Шарф я сняла, он змеёй свернулся на моих коленях.
“Дурацкая погода! Никогда не знаешь, во что одеться…” — обречённо думала я. Вспотевшая спина сегодня напрягала меня куда сильнее, чем звериные морды и хвосты, что ещё раз подтверждало аксиому “Люди ко всему привыкают”.
Я беспокойно ёрзала на сиденье, поглядывая то в окна, то на “Узы”. К ним я ещё привыкнуть не успела. Струйка света лилась из моей груди, точно вино из пробитого шилом бочонка. Теперь, когда я была далеко от Койота, она снова сузилась до толщины нити, пульсировала в такт биению сердца. Расширялась, когда я вдыхала воздух и опадала при выдохе… Было ощущение, словно с другой стороны за нить дёргали, подгоняя поскорее пройти по свечению, чтобы оказаться как можно ближе к Койоту. Может об этом он говорил, когда упоминал влияние Уз?
“Ну! Чего еле тащишься!” — мысленно ругалась я на ни в чём неповинный автобус.
Автомобильная пробка едва ползла. Я поглядела на часы. Времени было навалом, но меня не покидало чувство, что я везде опоздала. Ради успокоения, даже сверилась с online-часами в интернете. Всё было верно, даже секунды совпадали… В чём-то это было сродни вечернему заглядыванию в холодильник, только наоборот. Как если бы открывая дверцу вы думали, что уж теперь-то еда оттуда точно исчезла.
Когда автобус подъехал к нужной остановке, я уже извелась от нервов. Койот обещал встретить меня перед занятиями у входа в Универ. Какова вероятность, что он решит появиться там на час раньше?
Стоило подумать об этом, как дверь автобуса наконец-то открылась. На остановке стоял хмурый Койот собственной персоной. От удивления я так и застыла на месте, забыв сделать шаг наружу.
Хорошо, что только я. Староста подался навстречу, совсем не вежливо сжал мою руку и дёрнул так, что я полетела на него, как безвольная кукла. Двери позади закрылись, автобус тронулся.
— Ты чего такой грубый? Я бы и сама вышла, — проворчала я, вывернувшись из вынужденных объятий, и вдруг заметила, что нервозность, которая преследовала меня всю дорогу, куда-то испарилась. Узы светились ярче прежнего.
— Как себя чувствуешь? — спросил Койот, внимательно оглядывая мою Лису. Та втревоженно водила носом. Удивительно, но синяки на лице Павла уже побледнели и были едва заметны. Может это была ещё одна особенность Зрячих?
— А ты? Как себя чувствуешь? — вернула я ему вопрос. — Выглядишь встревоженным…
— Ещё бы! — рыкнул он, явно чем-то недовольный. — Не привык, знаешь ли, вскакивать ни свет ни заря из-за критинского желания немедленно увидеть малознакомую Лису!
Да уж, у него были причины злиться… Но не он один тут страдал!
— Мне, конечно, страшно жаль, что твой режим сна из-за меня нарушен, но давай посмотрим правде в глаза, ты сам влез в разборку с охотниками. Я тебя не просила.
— А я не просил привязывать меня долбаными Узами! — Койот яростно потёр переносицу. — Ладно, проехали. Я понимаю, что ты не виновата… Просто не выспался. Да и эта светящаяся штука, торчащая из груди, напрягает. — Он направился ко входу в Универ, но вдруг остановился и кисло произнёс:
— С этой минуты мы любим друг друга до тошноты, помнишь?
— Да…
— Тогда чего стоишь? Ты не на влюблённую похожа, а на столб.
Закатив глаза, я догнала его, и аккуратно взяла под руку:
— Я уже тут, волчок, только не кусай за бочок.
— О, боги, прошу, не говори, что ты сейчас так шутишь. Потому что тогда хуже чувство юмора только у моей бабки.
— Это просто попытка разрядить обстановку… — обиженно пробормотала я.
— Просто молчи… Слушай план! Ты сидишь на парах, я собираю информацию. Без меня не уходишь. Всё поняла?
— Да.
Рука об руку, мы прошли на территорию Университета.
***
Теперь, когда Павел был так близко, Узы пульсировали, отдаваясь вибрацией в рёбрах, словно в груди поселился вечно урчащий котёнок. Это было странное… но на удивление приятное чувство. Моя Лиса тоже успокоилась, я чувствовала исходящее от неё умиротворение и довольство жизнью. В какой-то момент я даже с изумлением заметила, как она обнюхивает Эмона старосты — серого Койота, и тот казался совсем не против.
Я пыталась шикнуть на свою Лису, но ей не было дела. Меня и саму вело… С того момента, как я взяла Койота под руку, мир словно стал меняться: смягчился в гранях и потеплел в цветах. Казалось, будто я не иду, а парю над землей. От Уз исходило тепло, в котором хотелось греться. Я отдавала себе отчёт, что странные ощущения — это влияние Уз, но избавиться от них не могла. И не хотела.
