Через тридцать минут я была дома. Холод, точно раньше он только прятался, снова захватил тело, пробивая ознобом каждый нерв. Я переоделась в пижаму, а сверху натянула безразмерный свитер — стрёмный, но тёплый, и закуталась в одеяло, становясь похожа на сосиску в тесте. Столько всего предстояло обдумать, но мысли разбежались, едва я коснулась головой подушки.
Проснулась я спустя несколько часов. Голова ныла, словно я и не ложилась. На полке настойчиво вибрировал мобильник. Высвободив руку, я подтянула его к глазам. И опять упала на подушку. “Ох, нет…”.
Это была мама.
Разговоры с матерью всегда приводили меня в смятение… Я чувствовала себя не в своей тарелке, будто мы с ней общались на разных языках. То, что она считала в порядке вещей, зачастую пугало меня.
Многое из прошлого я вспоминала, как кадры фильма ужасов. Например, в детстве я боялась темноты, и чтобы побороть этот мой страх, мать на ночь выкручивала лампочки из люсты в моей комнате и в коридоре. Надо ли говорить, что страх темноты никуда не делся, а наоборот, засел глубже в сознании. Вот только мать верила, что её методика сработала…
Ни о какой искренности между нами не было и речи. Любые мои проблемы воспринимались не иначе, как слабости, которые можно и нужно выбить силой. Я старалась стать идеальной в её глазах. Врала и выкручивалась, и всегда, как будто справлялась с любыми трудностями. Настоящий подарок, а не дочь! Если бы только она знала, какую трусиху вырастила.
Мать всегда была жёстким человеком… и когда я узнала, что Алек едет на учёбу в Питер, а не остаётся в родном городишке, моему счастью небыло предела. Я сбежала за ним и свела общение с матерью до возможного минимума, но даже наши редкие разговоры выжимали из меня все соки. Если бы хватило смелости, то вовсе разорвала бы с ней всякую связь.
Телефон всё звонил… Придётся разговаривать…
— Алло! Привет, мам! — наигранно бодро отрапортовала я трубку.
— Аустина, как дела? Забыла про меня совсем, не звонишь. Мы же договаривались созваниваться каждую неделю, опять в прятки играешь? — голос матери тёк через трубку, как липкая патока. Она играла роль заботливой наседки, а может, верила в свои слова. — Я же скучаю по своей девочке, места не нахожу, когда ты так пропадаешь… В университет ходишь?
— Хожу, хожу, всё в порядке! — заверила я.
— В конце семестра скинь по почте фото зачётки, а то, сама понимаешь, все спрашивают: “Как учится Аустиночка?” Дай хоть похвастаться успехами, зря растила, что ли. Ты же не разочаруешь мамочку?
Я невольно поёжилась. Учёба за последнее время явно улетела в зону “Будь что будет”.
— Не волнуйся, всё под контролем!
— Как здоровье? От болезни оправилась? — Это она имела в виду тот период, когда я только прозрела и пряталась дома.
— Уже всё прошло. Чувствую себя огурчиком!
— Надеюсь. Стипендию получаешь?
— Да, повышенную! — не моргнув и глазом, соврала я.
— Вот, молодец! — обрадовалась она. — Я и не сомневалась, всё-таки моей крови в тебе больше, чем порченной отцовской. Образование — это важно, сама знаешь! Вероника из 405-ой всего девять классов закончила и что? Только собой торговать осталось или папика найти. Да куда ей, с таким кривым рылом. А про Аньку, сестру её, слышала новости?
— Нет.
— Померла, бедняжка. Отец перестарался, теперь закрыли до суда. А знаешь, я ведь за неё даже рада. Слабая была, а в этом мире слабым места нет. Уж лучше так, чем в переулке замёрзнуть, как её бабка, никому не нужной чокнутой старухой. Воспитания никакого, образования, опять же, нет. Путь был только на панель.
Я что-то невнятно промычала в ответ. Слишком плохо знала соседских девчонок, чтобы плакать по ним, но и слова матери вызывали одно лишь отторжение. Она всегда любила оценивать чужую жизнь.
— А ты у меня молодец, значит не зря на тебя свои лучшие годы угрохала. Образовываешься, да ещё в Ленинграде! За ум взялась, на мазне много не заработаешь и в люди не выйдешь!
Я перевела взгляд на заброшенный в угол ноутбук. Рядом лежал разбитый графический планшет. Когда-то я мечтала, что буду рисовать… Даже закончила художку и выполняла простенькие заказы за деньги. Но мечты, кажется, так и останутся мечтами.
— Ты как всегда права, мама. Да и, времени нет на рисунки, ещё на подработку собираюсь устроиться. Так что некогда заниматься ерундой.
— Вот и умничка. Да, кстати, в этом месяце, как и в прошлом, не получится тебе помочь деньгами, так что, привыкай к “взрослой жизни”. Парня-то завела?
— Куда уж там, времени нет. Одинока, как перст, — засмеялась я, стараясь скрыть неловкость. От напряжения сводило скулы.
— Смотри, такого как папаня твой не надыбай! Помни, ты сама всё можешь! Не будь дурой и обещаниям не верь. И предохраняйся! Потом будешь тянуть спиногрыза.
— Мама!… — попыталась возмутиться я.
— Когда я говорю — твоё дело слушать и впитывать! — грубо оборвала мать. Её слова стали твёрдыми, словно она чеканила их языком, как монеты. — Ты видно там совсем разучилась старших уважать. Забыла, что за это положено?
С того конца послышался металлический стук. Это мать мерно стучала ложкой по столу. Только вместо дерева, раньше был мой язык. От этого звука внутри всё сжалось.
— Слушаешь? — Тихо спросила она. — Аустина? Ау!?
— Да, — выдохнула я.
— Ты — моя девочка, и всегда останешься моей, где бы не была, — ласково сказала она. — Учись хорошо, будь сильной, а как выучишься — возвращайся домой. Помни, здесь тебя ждут и любят, без куска хлеба не останешься. У нас в строительной фирме хотят через пару лет расширить штат, я похлопочу, место оставят специально для тебя. Поэтому не расстраивай мамочку и слушай, что тебе говорят. Ты всё поняла?
— Да, мама.
— Прекрасно. А теперь спокойной ночи. Не засиживайся долго за компьютером.
— Спокойной ночи, — на автомате ответила я.
Мама повесила трубку. Я закинула телефон в угол и зажмурилась, пытаясь угомонить воспоминания. Но перед глазами всплывали образы, от которых невозможно было отделаться.
Вспомнился вдруг отец… И то как часто в детстве он заваливался домой “на рогах” и падал у порога бесформенной, проспиртованной грудой. Мать кричала на безмолвное тело, не делая попытки переложить его на кровать, а потом всегда звала меня. Показывала на отца и говорила:
“Девочка моя… Посмотри и хорошенько запомни, как выглядят, как воняют грязные животные. Они не достойны жалости. Как и тёплой постели. Собаке — место у двери. Скажи, Аустина. Скажи, кого ты видишь?”, — с притворной лаской спрашивала она, улыбаясь.
Я-то знала, как легко её красная улыбка ломается в оскал. Как тяжела её рука. Как темно и жутко в платяном шкафу, где мать меня запирала на часок другой “подумать о поведении”. В те минуты я
