Я откинулась на кровать — невозможно было терпеть эту пытку взглядом — глубоко вздохнула, задержав дыхание и собираясь с мыслями. Как же глупо сейчас прозвучат мои слова, в них ни капли смысла и одновременно в них — доказательство моего преступления. Я медленно выдохнула и так же медленно произнесла:
— Мне нельзя сильно злиться. … до ненависти — нельзя. Звучит глупо, но это всегда как-то так работало — тем кто был рядом становилось дурно. Мама говорила, что у меня взгляд тяжелый. Кажется, в детстве пару раз бывало, что мальчишки-задиры вдруг ни с того ни с сего убегали от меня в слезах. Помню, в школьные годы одна девчонка из параллели до того испугалась, что на минуту потеряла дар речи — просто сидела и молча всхлипывала… Из-за этого я ни с кем особо и не общалась… кроме Алека. Мне казалось, уж на него-то никогда не разозлюсь. Никогда не напугаю своим “тяжёлым взглядом”. А в итоге, он чуть не погиб. Ведь если бы я тогда, на крыше, смогла сдержать свою злобу, то… Сейчас я это понимаю, но что толку. Так что я знала эту свою особенность, хоть и не придавала ей много значения. Потом, когда с тобой поговорила в кафе, решила, что это сила Эмона. Но… видимо нет. Видимо дело в той штуке за спиной. Но я всегда могла себя контролировать…
Я замолчала, но недосказанная правда повисла в воздухе… Я могла покалечить Илону. И в тот момент не видела в своих действия ничего противоестественного, словно передо мной был не человек, а какая-то букашка, которую, не задумываясь, можно расплющить каблуком. Во мне словно очнулась спящая сущность, и я стала кем-то ещё. Другой Тиной. И не было ничего естественнее, чем дать волю порыву.
Теперь, спустя пятнадцать минут, грудь сдавливал стыд, а сердце изнывало под колкими ударами совести. Я опять всех подвела. Доставила проблем. Чуть не покалечила человека, спасшего меня от участи стать закуской монстра. А всё из-за чего? Из-за взыгравшей гордости? Из-за ревности к тому, кого я знаю всего пару дней?
Павел тоже лёг на спину, и мне, не смотря на стыд, захотелось повернуться на бок, чтобы смотреть и смотреть на него, тонуть в колодцах глаз, пока в лёгких не останется воздуха — а там, будь что будет.
— Тень, — сухо сказал Койот, точно сообщал нечто совершенно обыденное. — Когда я зашёл в гостиную, она была за твоей спиной, расползлась по стене и потолку. От неё тянулись отростки, навроде жутких рук, они-то и душили Илону. Ты их видела?
— Нет, — прошептала я.
— К силе Эмона тень отношения не имеет, поверь уж. Видимо это существо питается твоими отрицательными эмоциями. И чем сильнее эмоция — тем ощутимее присутствие Тени, и тем весомее она может вмешаться в ход вещей. Илона смогла увидеть её, потому что знакома с ней по воспоминаниям. А я, наверное, из-за нашей связи. А ещё… Твоя лисица… обычно у неё жёлтые глаза, но в тот момент когда я зашёл в комнату они были чёрные, без белков. Никогда про такое не слышал… Рад что сейчас ты в порядке. Ну, зато теперь мы знаем, что злить тебя — себе дороже, — он нервно усмехнулся и вдруг замолк, отвернулся, пряча глаза. Его что-то мучало, но прежде чем я успела напридумывать ужасающих теорий, Павел кашлянул и сказал:
— Это я виноват — ушёл, оставил вас наедине, зная Илону. Она неплохой человек, просто иногда заигрывается…
Сразу отступила давящая тяжесть. Меня никто не собирался линчевать и тыкать носом в ошибки, о которых я и сама знаю. Не поворачивая головы, Койот добавил:
— И… извини за пощёчину. Ты не реагировала ни на что другое.
— А поцеловать пробовал? — неловко пошутила я, но Павел обернулся так резко, что улыбка неуверенно застыла на моих губах, уже сомневаясь её ли сейчас выход.
Наши головы лежали близко, почти нос к носу, но сохраняя границу под грифом “Едва”, и оба знали, что перейти её — значит обмануться и обмануть друг друга, и всё же ждали чего-то… Какого-то знака, чтобы броситься в бой, в котором погибнем оба. Но вдруг за стеной скрипнула половица и наваждение закончилось. Павел с зевком сел.
— Что ж, несмотря ни на что сегодня был продуктивный день, — сказал он, поднимаясь с кровати и с хрустом потягиваясь. — Завтра нам предстоит и того больше. Так что предлагаю выспаться ради разнообразия. Чур я заночую в гостинной, а ты тут. Вставать уже через…
— Но здесь же есть ещё одна кровать! — торопливо перебила я, показывая подбородком на кушетку у другой стены. Слова мчались впереди мыслей, словно боялись, что их откажутся произносить, едва осознают. — Ты можешь спать тут. Мне… что-то страшновато оставаться совсем одной.
Павел устало взъерошил себе волосы, от чего они воинственно встопорщились, и кивнул с таким видом, словно его заставили согласиться на ужасное преступление:
— Ладно, оставлять тебя одну, как показывает практика, так-себе идея, но десять минут ты пережить сможешь? Потому, что мне нужно в душ. Полотенце тебе принесу, потом тоже сходишь.
Павел дождался моего кивка, после чего вышел из комнаты
***
Спустя пятнадцать минут я стояла в ванной комнате, вход в которую ютился в самом дальнем и тёмном углу злосчастной гостинной. Всё здесь говорило о недавнем присутствии Павла: Клубы пара кружащие над душевой кабиной, отпечаток крупной мужской руки на запотевшем зеркале, висящим над умывальником. Тонкая струйка воды, бегущая из крана. Забытый на унитазном бачке перекрученный черный носок. “Ох уж эти мужики!” Под потолком виднелась крохотная форточка, через которую в помещение заглядывала Луна, а если выключить свет — то и звёзды.
Меня нестерпимо поманило на улицу, так захотелось вдохнуть свежего, не пропитанного сладкой вонью, воздуха, но мысль о том, что перед этим придётся преодолеть утонувший во мраке коридор лестничной клетки отбивала всё желание. Дойти бы ещё до спальни в такой темнотище!
Я достала из кармана телефон Павла, который он сам одолжил мне. Индикатор батареи светился красным, но чтобы преодолеть с фонариком расстояние до спальни — его хватит. Хоть меня и подмывало заглянуть в журнал звонков и сообщений, я всё-таки удержалась и отложила мобильный в сторону. И так слишком часто сую нос не в свои дела.
Скинув одежду, я скользнула в душ и включила воду. Нежиться под струями желания не было, наоборот, хотелось поскорее закончить и вернуться в безопасность, к Павлу. Слава Богу у меня хватило мозгов попросить его остаться. Интересно, а где ночует Илона? Неужели в комнате матери? От мыслей
