«Та-та-та», - проснулся Цинизм. – «Это же настоящая муза. Она была твоей, человечек?»
- Я вообще такого не ожидал, - вслух ответил Никас.
Но потом спохватился. Не время болтать с демонами. Он должен был вернуться к позитиву, Котожрице, Все, и остальным, кто еще выжил. Вот только как он отсюда попадет в гущу событий. Те удачные «совпадения», которые мотали его как жесть на ветру, неудачно затаились именно сейчас. И как мне отсюда толкать сюжет? – подумал он, оглядываясь по сторонам.
Тем временем, новая Френ раскрыла голубые, искрящиеся жизнью глаза, подняла свои великолепные сдобные руки, вдохнула прохладный воздух космоса и произнесла:
- Как хорошо, как свободно, как изобильно. Голод пропал. Я не чувствую его грызущего присутствия! Никас, любимый мой, я исцелилась. Мы исцелились!
Она поманила его к себе.
Аркас немного оробел, но подошел. Она заключила его в свои теплые, мягкие объятия, полные упругого сопротивления. Инфанты ласково мурлыкали, копаясь в его волосах, словно котята.
- Так ты была моей музой? – невнятно произнес стесненный грудью Никас.
Он слышал биение ее сердца. Там-там, там-там, там-там, там-далеко, ты-со-мной, одно-целое, мы-больше-чем-человек, мы-творец.
- Ах, мой бледный носик, конечно. Мы с тобой всегда были вместе. Не всегда ты слушался меня, но я старалась изо всех сил, чтобы ты писал красиво.
- Бледный носик?
- Я так всегда тебя называла. Ты меня как только не величал. И «черт побери», и «ну давай же», и «да что ж такое, в башку ничего путного не лезет».
- Ох.
Она рассмеялась.
- После того как ты стал затворником я сильно усохла. Ты ничего не хотел слышать. Но, в то же время, так остро нуждался хоть в ком-то, что стал видеть меня. И не только. Мы чувствовали прикосновения друг друга, как два человека. Я нисколько не жалею об этом времени, потому что мы были вместе. Гораздо ближе, чем обычно. Это было чудесно.
Никас отстранился от ее груди.
- Я так рад, что ты исцелилась, - сказал он сдержанно, стараясь не показывать скапливающиеся слезы.
- Как я уже сказала, - Муза провела ладонью по его впалой заросшей щеке, - исцелились мы оба. Ты теперь снова полон творчества и я помогу тебе приумножить его. То, что я брала от тебя, я верну прямо сейчас.
- Это не повредит тебе?
- Это принесет мне массу удовольствия, - шепнула она ему на ухо.
Аркасу казалось, что его кожа и мускулы, сейчас затрещат и покроются огнем. Кости сомнутся под давлением вливаемой силы. Кровь закипит и сварит его изнутри. Волосы сгорят, а глаза увидят лишь языки пламени, которые были когда-то его плотью. Муза целовала его грудь и шею, и под ее губами зарождались бьющиеся очаги силы. Цинизм, жадно поедающий эту новую пищу, алчно зарычал. Негативные клешни схватили музу за голову, талию и бедра. Она беспрекословно отдалась на волю хозяина.
Никас одернул жадного беса внутри себя и более сдержанно взял Френ на руки и понес на скамью. Там они предались любви, срывающейся на свирепое обожание, когда Цинизм захватывал крупицы контроля. Рычание и крики, поцелуи сменяющиеся укусами, сладкое воодушевление от союза писателя и его музы.
Черные когти поверх сломанных ногтей впивались в нежную сущность, царапали ягодицы и бока. Острые клыки, пробивающиеся сквозь зубы, хватали сладкие плечи. Любящий ритм нарастал до рычащего насилия. Френ закатила глаза. Даже дыхание ее стало перенасыщено горячими потоками творчества. Насколько прожорлив был Цинизм, но и он начал задыхаться от переедания. Клешня грубо схватила затылок музы, но теплые человеческие пальцы ласково прошлись по ее щеке, стирая слезы наслаждения.
Они ничего не могли сказать друг другу, их волю размыл экстатический дурман. Но ощущая конвульсии Френ, Никас понял, что она готова закончить высвобождение силы. Он прижал ее к себе, целуя раскрытый рот, собирая языком сгустки свежей сияющей энергии. Обожравшийся Цинизм издал довольный рык, перекрываемый стоном Аркаса, и вслед за ними закричала и забилась Френ. Этот последний выплеск ее резервов был настолько мощным, что их буквально отбросило друг от друга.
На какое-то время край Многомирья вернул себе тишину.
Клянусь фантазией, - подумал Никас, лежа на камнях, - хорошо, что змей ушел раньше, чем началось… это. Что-то мне подсказывает, что выглядело это не совсем так, как изначально описывалось.
Мы сыты, произнес вслед за его мыслями Цинизм. Мы готовы убивать. Мы готовы к битве с любым противником. Вставай, человек. Нужно идти убивать прямо сейчас.
- Да угомонись ты, - сказал Никас вслух. – Что за ограниченное существо. Хоть бы раз предложил скворечник сколотить из фанеры.
Он легко поднялся, чувствуя себя как греческий полубог. Все его раны, покрытые сухой нечистой коркой, затянулись. Мускулы налились. Взгляд и мысли прояснились. И этим максимально прояснившимся взглядом, он мог наблюдать, что Френ на скамье не было. Она ушла, оставив записку.
«Увидимся, Бледный Носик. Используй силу, которую дала тебе мамочка. Твоя (только) Френ».
Никас улыбнулся. Ну, хорошо. Теперь он чувствовал в кончиках пальцев покалывание силы, и готов был воплощать направо и налево.
- Ну-ка, от винта.
Его тело покрылось высокотехнологичными доспехами из легких и прочных материалов. На бедре появилась кобура с каким-то аляповатым, но внушительным оружием. Крутанув кулаком, Никас поймал на него закрытый шлем. Тот светился изнутри невероятными интерфейсами. Никас поглядел на него с некоторым сомнением. На шлеме вырос черный устрашающий гребень. Никас засомневался еще больше. Лицевой щиток превратился в кости черепа.
Прекрасно, - усмехнулся Цинизм.
- Ладно, мы же не в аниме, - пробормотал Никас и выкинул шлем за перила.
Оставалось за малым. Создать средство передвижения. Это было сложнее, чем прикрыть срам, поэтому Никас очень долго тужился, пытаясь удержать в уме множество деталей. С непривычки у него получались уродливые, внушающие уныние и страх, чудовища. То слишком большие, то слишком маленькие. Не того цвета. Не тех пропорций. Не та кабина. Не достаточно мощные двигатели. Это напоминало долгую борьбу с каким-то редактором трехмерных моделей, состоящей из бесконечного танца с одной единственной поверхностью.
Да расчлени тебя натрое, - не выдержал Цинизм. – Начни с простого. Представь что-то, на чем тебе нравилось ездить! Это же не конкурс школьных поделок!
- Да, - согласился Никас. – Да, ты прав.
Он скомкал очередную болванку в железный еж, а потом придал этому ежу новые, гениальные в своей простоте, очертания.
- Я на этом никогда не ездил, - сказал Никас. – Но сама идея мне очень понравилась. Один человек запустил такую же машину в космос, чтобы она стала символом наших технологий. Надеюсь, он простит меня, за то, что я украл у него право первой
