— Ты можешь это сделать? — спросила она Юнипу. — Здесь?
Юнипа кивнула. Мерле взглянула на зеркальную стену и увидела свое отражение — девочку, сидящую на полу и сжимающую в кулаке ручку водяного зеркала.
— Зеркала… — прошептала она, сунула водяное зеркало в карман и коснулась рукой холодной как лед стены. — Все дело в них? Поэтому здесь сплошные зеркала. Сфинксы построили ворота. Они хотят с помощью этой крепости устранить преграду между мирами. Сначала они завоюют этот мир, потом следующий, потом еще один… — Она замолчала, сообразив, что такую же цель преследует Каменный Свет. Где связь? Между сфинксами и Каменным Светом должно быть связующее звено.
— Оставь это, — сказала Королева Флюирия. Мерле почти забыла о ней, молчавшей вот уже несколько часов. — Что, если тебе не понравится ответ?
Но у Мерле не оставалось времени раздумывать над словами Королевы. Юнипа встала и протянула ей руку.
— Идем, — пригласила она.
Мерле схватила ее за пальцы.
В другом углу комнаты Сет вопросительно поднял бровь.
— Я могла бы остановить тебя, — сказала Королева.
— Нет, — возразила Мерле, зная, что это правда.
Затем рука об руку с Юнипой она подошла к стене. Она видела отражения мужчин, видела, как все они сейчас повернулись к ним и удивленно на них смотрели.
Юнипа прошептала Стеклянное Слово.
Они вошли в зеркала и погрузились в серебряное море.
ЕЕ НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ
Зеркала, зеркала, зеркала. Целый мир зеркал.
Мир между зеркалами. Позади зеркал, среди зеркал, рядом с зеркалами. Дороги и туннели, все из серебра. Отражения отражений.
И среди них тысячи Мерле, тысячи Юнип.
— Как будто бы путешествуешь назад во времени, — сказала Мерле.
Юнипа не отпускала руку подруги, вела ее, как ребенка, сквозь чуждый ей мир.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Давно ли Арчимбольдо посылал нас ловить призраков?
— Не знаю. Мне кажется, что…
— Что с тех пор минуло много лет?
— Целая вечность.
— Вот это я и имела в виду, — сказала Мерле. — Если бы мы вернулись обратно в Венецию… Ведь когда-нибудь мы вернемся туда, правда? Так вот, если бы мы вернулись сейчас в Венецию, там было бы, наверное, многое по-другому. Совершенно по-другому. Но здесь — здесь совсем ничего не изменилось. Кругом одни только зеркала.
Юнипа медленно кивнула.
— Но нет призраков.
— Да, призраков нет, — согласилась Мерле.
— По крайней мере, здесь нет.
— А в самом деле, мир Зазеркалья, он существует? — спросила Мерле.
— Скорее, это место посреди всех других миров. Или что-то вроде оболочки, в которую заключено много миров. Как планеты заключены во Вселенную. Надо проникнуть сквозь оболочку, чтобы перейти в другой мир. Так говорил Арчимбольдо, а еще он сказал, что для постижения самой малой доли всего этого понадобится много лет. Намного больше, чем длится наша жизнь. Или несколько жизней. А Барбридж считает, что все это слишком необъятно. И недоступно для людского разума. Наш разум слишком мал, сказал он.
— Слишком мал, — повторила Королева в мыслях Мерле.
Была ли она того же мнения? Или видела все по-другому? Почему она в последнее время так часто отмалчивается?
Мерле подумала о Фермитраксе, которого они оставили по другую сторону зеркал. Обсидиановый лев, должно быть, страшно за них беспокоится. Нужно было все рассказать ему, посвятить его в наши планы, думала она. Но тогда о них узнали бы Сет и царские шпионы.
Бедный Фермитракс.
— Он знает тебя, — сказала Королева Флюирия. — Он знает, что ты как-нибудь пробьешься. Лучше подумай о себе, а не о нем.
Мерле хотела возразить, но Королева добавила:
— Хотя бы ради него. Фермитракс будет корить себя всю жизнь, если с вами что-нибудь случится.
Это подло, сердясь, думала девочка. И ужасно нечестно.
Но Королева снова впала в тягостное молчание.
Девочки шли все дальше и дальше по зеркальному лабиринту, постоянно петлявшему хитроумными зигзагами. Чем дольше они шли, тем больше расцветала Юнипа. Там, где Мерле думала найти вход или выход, на их пути, справа и слева, всегда вставала стена из стекла. Но Юнипа снова и снова находила узкую щель между зеркалами, лазейку, игольное ушко в этой сверкающей, искрящейся, переливчатой бесконечности.
— Должно быть, Сфинксы здесь бывали, — сказала Мерле.
— Ты и вправду так думаешь?
— Посмотри вокруг. Повсюду зеркала, отражающие сами себя. Железное Око — так сказать, отражение Зазеркалья, его копия. Только более чистая, более разумная. А здесь все кажется произвольным. Если я иду вправо, действительно ли я иду вправо? А лево — это действительно лево? Где тут потолок, а где пол, где верх, где низ, где вперед, а где назад?
Мерле хотела остановиться перед очередным тупиком, но Юнипа потянула ее за собой, и они прошли это место, не наткнувшись ни на какое препятствие. Казалось, для Юнипы найти путь не составляло труда, как будто зеркальные глаза ведут ее по невидимому следу. Для Мерле это было равносильно чуду.
Она наблюдала за подругой со стороны, смотрела на нежный профиль девочки, на ее молочно-белую кожу и на осколки зеркала в ее глазах.
— Что ты видишь? — спросила она. — Я хочу сказать, здесь… Как ты находишь дорогу?
Юнипа улыбнулась.
— Я просто вижу ее. Не знаю, как это объяснить. Как будто я уже однажды побывала здесь. Когда ты идешь по Венеции, ты без труда находишь дорогу, тебе не нужны никакие ориентиры. Ты просто идешь и рано или поздно оказываешься на месте. Это происходит само по себе. Так вот, здесь то же самое.
— Но ты никогда не бывала здесь.
— Я — нет. Но, может быть, мои глаза бывали…
Какое-то время они шли молча, а потом Мерле заговорила снова.
— Ты злишься на Арчимбольдо?
— Злюсь? — Юнипа звонко рассмеялась, ее смех звучал искренне. — Как я могу на него злиться? Я была слепой, а он вернул мне зрение.
— Но он сделал это по приказу Лорда Света.
— И да, и нет. Лорд Свет, Барбридж… он приказал Арчимбольдо забрать нас из приюта. И это дело с глазами тоже было его идеей. Но Арчимбольдо вернул мне зрение не только поэтому. Он хотел мне помочь. Нам обеим.
— Без него нас бы здесь не было.
— Без него Королева Флюирия была бы сейчас либо мертва, либо в плену у египтян. Так же как и мы, и все остальные жители Венеции. Можно ведь посмотреть на это дело с другой стороны, как ты считаешь?
Мерле считала, что она уже рассмотрела вопрос со всех возможных точек зрения. Конечно, они были на свободе только потому, что Арчимбольдо взял их к себе. Но чего стоила эта свобода? В сущности, они были пленниками, как и все остальные. Даже хуже. Они были пленниками судьбы, не оставившей им выбора пути. А как было бы приятно просто остановиться, расслабиться и сказать себе, что кто-то другой все решит и уладит. Как бы не так. Ответственность целиком лежала только на них.
Интересно, предвидел ли это Арчимбольдо? И не потому ли
