Довольно путей окольных! Путь истинный -- только в приближеньи к Богу. Рать святых восходит к Точке. Первоначальный Свет разлит в ней разнородно, но вот Любовь в огнях распределена не поровну. Теперь ты знаешь, как велик Предвечный, создавший целый сонм своих зеркал, где Он дробится, единый сам в себе. Так мне говорила Беатриче...
...Перед рассветом празднество огней, охватывающих Точку, стало угасать. Я свой взор направил на Беатрече -- и увидел красоту, не только смертным недоступную, но и ту, которая понятна лишь Создателю. Жаль, что на языке людей ее не передать... Улыбаясь божественно, Она произнесла:
- Из высшей области телесной мы вознеслись в чистейший Свет. Здесь все -- Любовь, обитель ангелов и душ блаженных. Из них такой, какая она предстанет в день Страшного Суда, ты увидишь лишь одну.
И я был осиян благословенным светом -- столь всеобъемлющим, что в этом озарении все зримое растаяло.
- Радуйся, - услышал я голос возлюбленной, - тебя приветствует хранящая все тверди Любовь! Она свечу готовит для животворного огня.
Прилив необыкновенных сил меня и над собою же вознес. Я осознал, что взор мой окрылился новым зреньем. Я созерцал поток, струящийся широко промеж охваченных весенним цветом берегов. Над рекою вились живые искры, которые садились на прекрасные цветы, а после, упорхнув, ныряли в ласковую воду. Беатриче произнесла:
- Испей чудесной влаги, утоли жажду своей души. Но знай: перед тобой лишь смутные предвестья Правды. Взор твой слишком несовершенен, чтобы увидеть настоящее.
Я вгляделся в представший предо мною поток -- и понял: перед нами не река, а чаша, в которой не вода, а Свет. Цветы и огоньки -- два воинства Небес, а Круг Света на самом деле столь велик, что превышает даже орбиту Солнца. За берегами -- ряды из тысяч обретших возврат к Высотам, подобно лепесткам раскрытой розы, созерцают средоточие.
Здесь не властно время, а расстоянья несущественны: законы физики -- да и природы всей -- для Эмпирея попросту ничтожны. Я погрузился духом в сияющую желтизну Извечной Розы, соцветие которой раскрыто ввысь и вширь. Я слышал песнь, к Богу обращенную, от сонма облаченных в белые одежды. Моя владычица воскликнула:
- Взгляни на этот град, удивись, как переполнены его ступени! Теперь он ждет совсем немногих. Вас там, на Земле лишает разума корысть слепая, а вы, как не обретший разума новорожденный, отталкиваете Мать, при этом погибая.
...С прекраснобелых лепестках чудесной розы я видел много лиц, достойных подлинной Любви. Обернувшись, чтобы спросить мою возлюбленную о том, что мое жалкое сознание так и не постигло, я узрел... старца в белоснежной ризе, весь облик которого безмятежностью дышал. Он сказал:
- К тебе я послан твоим другом, чтобы помочь тебе постичь еще тобой непознанное. Твоя же провожатая, если ты вглядишься, восседает на ей положенном престоле, в третьем ряду.
Подняв глаза, я и впрямь увидел Беатриче. Она была в венце из отражаемых лучей. Я говорил ей много прелюбезных слов Она же лишь на миг взглянула на меня -- и вновь сосредоточилась на созерцании Чистейшего Истока.
Старец был на Земле Бернардом Клервоским; окруженный миром зла, он жил во внеземном покое, созерцая суть. Мне он приказал поднять чело, чтобы увидеть Царицу, восседавшую на троне. Мария была подобна восходящему светилу. Вкруг нее сияли сонмы ангелов, Царица им улыбалась, даруя отраду всем.
Бернард, с обожаньем глядя на Богородицу, мне пояснил, что у ног Марии расположилась Ева. Рану, нанесенную первой из женщин всем ее потомкам, Приснодева срастила. Ниже Евы и рядом с Беатриче -- Рахиль; там же -- Сарра, Ревекка, Руфь и Юдифь. Все эти праведные жены подобны лепесткам прекрасного цветка.
Есть здесь ступени для пророков, предвосхищавших появление Спасителя -- и там многие места пусты. Напротив Марии -- Иоанн Креститель: два года после своих мук он пребывал в Аду. Ниже Крестителя -- Франциск, Бенедикт и Августин. Еще там восседают души без видимой причины в небеса вознесшихся, среди них немало и детей безгрешных.
Казалось бы: как на Девятом Небе могут поселиться те, кто толком на Земле ничего не сотворил? И все же, пояснил Бернард, здесь нет случайностей. Люди и рождаются разными: так, близнецы Исав и Яков еще в утробе матери дрались за право первородствв, Господь же изначально возлюбил лишь одного из них. Бог, создавая души, каждую из них наделяет особой мерой благодати.
Мой провожатый указал на лик того, кто обликом своим невероятно похож на Иисуса. Это был Архангел, вознесший над Богородицей безвинной свои крыла и пропевший "Ave, Maria, gratia plena!" Слева от Царицы сидит Адам, справа -- апостол Петр: именно ему Спаситель дал ключи от Розы. Рядом с Петром -- апостол Иоанн, а близ Адама -- Моисей. Напротив Петра в блаженстве пребывает, не отводя своих очей от дочери, мать ее родная, Анна. Супротив Адама восседает Лючия, просвещающая благодать -- та самая, что спасла меня, когда я свергался с челом поникшим.
Время сна кончается, пора бы обратиться к самой выси, Пралюбви. Но прежде, настоял Бернард, нам нужно помолиться о милости, обратясь к Той, кто может таковую дать. Как прекрасны были слова молитвы, произнесенной моим наставником! Из сидящих на престолах сначала Беатриче, а после и весь собор святых сложил в просящей позе длани. Я вознесся в Свет неомраченный -- и, чувствуя предел всех искренних желаний, страстно пламенел. Бернард с улыбкой показал, что Он меня готов принять. Глаза мои все глубже уходили в чудесный и счастливый Свет...
... Я радостно глядел, пока в безмерной вышине не скрылась Нескончаемая Сила и чувствовал: Любовь как бы сплетает книгу, в которой уместилась вся Вселенная. Суть и случайность слились в благоговенье, я же -- самое начало слияния. Единый миг мне показался длиннее двадцати пяти веков. Жаль только, разуму смертного не дано вместить такое великолепие, потому-то и рассказ мой сбивчив. Считайте, вы прочитали повествование младенца, льнущего к материнскому соску.
Так я стоял оцепенелый, восхищенный, опламенелый созерцанием, объятый Высоким Светом. А предо мною предстали три равноемких разноцветных круга. Один из них был отражением другого -- как радуга, от радуги рожденная. Третий же круг был порождением двух первых, но еще и пламенем объят. В круге втором я видел очертанья человека,