— На качестве я и не экономлю. Естественно, сначала ваши кровати проверю. Я могу себе сейчас позволить экономию на красоте. Да и не нужны слишком красивые кровати в трактир, на них не аристократы спать будут, а купцы и другие путники.
— И где ты собираешься его строить? В столице постоялых дворов уйма, твой трактир особо никого не удивит. И почему занимаешься всем сама?
— Папа умер. Полгода назад. Три месяца судились с Виктором по поводу наследства. По итогу мне достался только большой земельный участок недалеко от границы. Посёлок Белые Сороки, но ты наверняка о нем ничего не знаешь. Я тоже не знала, — пояснила я. — На счету была некоторая сумма денег, я решила рискнуть всем и вложиться в новое дело.
— То есть ты действительно все начала с нуля? Ни огромных отцовских капиталов, ни его же связей, ни помощи от кого-то более опытного?
— Да, можно сказать, мы с тобой оказались в похожих ситуациях.
— Война отняла у нас многих, — Доминика очертила рукой знак бесконечности, отдавая дань памяти своему героически погибшему мужу.
— Отец умер в постели с молодой любовницей, — я даже захихикала, вспомнив весь абсурд той истории. — Не выдержало сердце старика страсти новой пассии. А от армии он даже Виктора откупил. Сказал, в память об умершей супруге не может оставить мальчика на произвол судьбы.
— Мальчика? Виктор же старше тебя на пять лет?
— На семь, — кивнула и все-таки выпила рюмку наливки одним махом. Дольку яблока взяла скорее из задумчивости, чем по необходимости. Похрустела кислятиной, а потом продолжила. — Видишь, как получилось? Сына своей второй жены, бедного мальчика-сиротку, он оставить на произвол судьбы не смог. Завещал ему все свое имущество. А меня, единственную дочь, наследницу титула и, если разобраться, свою прямую преемницу, после своей смерти выкинул из столицы. Триста золотых и земельный участок в Белых Сороках. При условии, что я сначала помогала ему вести дела, а потом и вовсе практически все делала сама. Это моё дело, мои деньги. Я столько ночей не спала, изучая бухгалтерию отца! И все это досталось Виктору, который никогда в жизни не считал суммы, превосходящей его месячное содержание. Он разорится, не пройдёт и пяти лет.
— Значит, так тому и быть.
— Доминика, это наследие моего рода, понимаешь? Мой дед открыл завод в Трезде, когда остальные до сих пор вкладывались в мануфактуры. И это самый крупный завод по производству экипажей в стране. Понимаешь, какие там деньги? А они утверждают, что его стоимость, плюс стоимость остального отцовского имущества равна трём сотням золотых и одному земельному участку!
— Может, там есть какие-то ископаемые?
— Проверила в первую очередь. Оплатила магэкспертизу через суд, потом сама поверхностно прошлась с десяток раз. Нет там ничего. Просто огромная территория, земля, кусты и деревья. Всё.
— Насколько огромная?
— При желании можно построить небольшую деревушку, — прикинула я. — Или два королевских дворца.
— А… вместе с придворцовой территорией?
— Не знаю, не уверена. Я во дворце только однажды была, когда отец назвал меня единственной наследницей титула. Хоть это Виктору не удалось у меня отнять. Хотя грозился ответный иск подать, жлоб элийский!
На этом разговор иссяк. Мы с Доминикой не были подругами, никогда близко не общались, поэтому даже эта беседа стала чем-то необычным. Не знаю, как ей, а мне просто хотелось выговориться. Кому я ещё могу рассказать о случившемся? Линам высшего света, которые сейчас только и делают, что обсуждают моё неожиданное падение? Разумеется, они не понимают, на что я теперь рассчитываю. Намного разумнее было бы принять предложение лина Штрауна. Если бы ещё он мне брак предложил, а не сомнительный статус его постельной грелки, я бы подумала. Представляю, что с ним сделал бы мой отец, если бы был сейчас жив. Нет, дело даже не в моих оскорбленных нежных чувствах, но вот репутация рода — то, за что папа уничтожил бы любителя плотских утех за пару месяцев.
Под задумчивое молчание мы выпили ещё по рюмке наливки, а потом Доминика решительно встала и повела меня осматривать приют. Домик на двенадцать спален раньше скорее всего принадлежал семье какого-то богатого купца, хотя это и было очень давно. Об этом и говорили только размер здания, количество комнат и отсутствие большого двора: купцы всегда считали, что работа в земле не их удел, а значит и земля эта им особо не нужна.
Состояние приюта оставляло желать лучшего, прямо скажем. Окна продувались, стены начали покрываться плесенью. Если кто-то спросил бы моего мнения, я точно сказала бы, что держать детей в таком помещении нельзя.
— Это ужасно, — была вынуждена признать я. — Здесь нельзя жить!
— Но мы живём, — хмыкнул Бесо. — Спасибо, на улицу не выкинули. Кому нужны отказники.
— Все здесь отказники?
— Да, отказники и дети дезертиров. Мы даже среди сирот низшая каста, — равнодушно заметил парень. Остальные дети ушли ужинать, а он остался показать свои труды. Как раз снял линялое постельное белье с кровати, убрал матрас и демонстрировал деревянный каркас из отшлифованного лакированного дерева. — Вот. Одну такую мы делаем пару дней, потом ещё лак сохнет. Ну и это если дерево заранее подготовить.
— Рукастый ты парень, — похвалила я. У Бесо и впрямь руки были по-настоящему мужские: сильные с длинными пальцами и мозолистые. Я давно заметила, что руки торговца, воина и трудяги сильно отличаются. Почему-то подумалось, что Бесо больше пойдут мозоли от меча, чем такие. — А материалы где закупаете?
— Ездили в лес, валили сами, а лина Каро их готовила магией.
— Три ствола испортила прежде, чем научиться,— повинилась Доминика. — Одноразовую лицензию пришлось через старого должника покойного супруга оформлять. Очень уж очередь большая.
— У меня на участке целый лес растёт. Если есть желание приезжайте и рубите. И вообще знаете что? Я напишу прошение королю, чтобы приюту разрешили переехать в Белые Сороки.
— Зачем? Нам не выделят денег на новое здание. А купить его я пока не могу. Нам бы это подлатать.
— Бесо, собери народ в каком-нибудь помещении. Есть идея, но мне нужно, чтобы все были согласны.
Мальчишка посмотрел на меня чёрными глазами, зарылся пятерней в волосы и кивнул, тут же убежав выполнять просьбу. — Я его у тебя заберу после шестнадцати, когда придёт время из приюта уходить. И девчонку. Как её? Динали?
— Да, ей в конце месяца
