— Надо развернуться! — излишне эмоционально воскликнула я. — Они свернули на предыдущей развилке!
Водитель поморщился, включил поворотник, очень терпеливо дождался зеленого сигнала светофора, после чего аккуратно развернулся на перекрестке. Флегматичный, осторожный, совершенно спокойный профессионал, которому всерьез плевать, что происходит. Я же указывала на нужный проезд, надеясь, что ехать надо именно туда. Таксист без пререканий проехал на неосвещенную дорогу и припарковался к обочине.
— Дальше ехать нет смысла, дамочка. Там производственные склады. Через сто метров шлагбаум, без пропуска просто не проедешь.
— Да как же вы не понимаете? Еще немного!
— Шлагбаум. Через сто метров, — монотонно повторил мужчина.
Я вынула из кармана всю имеющуюся наличность, высыпала ему в ладонь и выбежала из машины. Он что-то крикнул мне в спину — быть может, денег было недостаточно. Ну, так пусть бежит следом! Я только за.
Про шлагбаум он не соврал. Вот только он был поднят. Будка охраны зияла безжизненной пустотой, а все уличные фонари остались позади. Я сбавила ход и шла теперь осторожно, прислушиваясь к каждому шороху. Глупость немыслимая, но в тот момент я даже не задумывалась, что идти туда не следует. И что Крису я в одиночку точно не помогу.
Здания пугали полуразрушенностью и отсутствием ощущения человеческого присутствия. Я теперь вообще на освещенное луной пространство не выходила, все жалась к стенам — в черной тени меня можно было только услышать, но не увидеть. Вздрогнула, когда за поворотом разглядела машину — кажется, ту самую. Теперь заглушенную и пустую.
Я медленно отошла назад, свернула в какой-то черный закуток. После этого вытащила телефон и трясущимися пальцами набрала номер полиции. Пыталась унять эмоции, чтобы в рассказе прозвучало все важное: где похитили, куда привезли, номер машины, кто сама такая. Последний вопрос озадачил своей нелепостью, но я ответила и на него. Дождалась самого важного «Высылаем наряд», после этого начала дышать.
Если бы речь шла не о Крисе, а каком-нибудь другом человеке, то я, скорее всего, поступила бы так же. Вряд ли со спокойной душой прошла бы мимо. И теперь могла себя похвалить — все сделала очень верно, осталось дождаться полиции и за это время не сойти с ума от беспокойства.
Если бы речь шла не о Крисе, то я, наверное, так и стояла бы в этом закутке до самой развязки катастрофы, но после того, как раздался выстрел, бездумно вылетела из своего надежного укрытия и снова побежала вперед. Мне раньше не доводилось слышать выстрелы, но я не сомневалась, что не ошиблась. Чувство самосохранения все же прижимало меня к темным стенам, я все равно добралась до нужного здания и разглядела низкий оконный проем без стеклины. Замерла рядом с ним на несколько секунд и убедилась, что голоса звучат внутри.
Осторожно, игнорируя стук сердца в ушах, поднялась и заглянула туда. Люди находились внизу, в освещенном тусклой лампочкой круге, перекрытие между подвальным и первым этажом оказалось или разрушенным, или недостроенным. Стараясь не шуметь, я пробралась через проем на навес, прижалась к полу. Медленно, без единого вздоха, передвинулась к краю. Рассмотрела мужчину, сидящего на стуле. Вначале показалось, что это Крис, но вальяжная поза, вытянутые ноги и темная макушка опровергали эту версию. Говорил именно он, как-то бесконечно спокойно, лениво растягивая слова:
— …в прошлый раз, крыса. Зачем же так? За тебя вон, брат поручился. Себя подвел, его подвел. Но хуже всего я воспринимаю, когда подводят меня.
Приблизившись еще ближе к краю, я смогла рассмотреть и остальных. Крис стоял на коленях, руки связаны за спиной. Сверху было плохо видно, но, похоже, его били — рядом на полу красные пятна, похожие на кровь. Прямо рядом с ним громила, с другой стороны — еще один. Чуть подальше от остальных светловолосый мужчина, низко опустивший голову, будто разглядывает собственные ноги. О каком брате говорит похититель? Крис неоднократно повторял, что у него вообще никого из родни нет.
— Мишань, — мужчина продолжил тем же тоном с неуместным спокойствием. — Он плохо меня слышит? Разбуди товарища, а то как-то неприятно разговаривать с собой.
Крис резко дернулся от правого громилы, но тот ухватил его за волосы, а другой рукой с коротким размахом ударил в лицо. Отступил, после чего Крис затараторил:
— Извините, Сергей Андреевич! Вы все неправильно поняли!
— О. Со мной такое иногда случается — понимаю все неправильно. Так расскажи, мил человек, будь добр. Какого хрена ты должен девочек агитировать, а вместо того дурь на чужой территории толкаешь? Цены снижаешь, собственным же коллегам бизнес портишь. Я для этого твою смазливую рожу в штат брал?
— Вы неправильно поняли, — причитал Крис с отчаяньем. — Маманька сильно заболела, деньги на операцию нужны! Но я собирался все рассказать вам. Сегодня же!
Мужчина на стуле повернулся всем корпусом в сторону отдельно стоявшего блондина, который все еще не поднимал головы. Спросил у него:
— Скажи и ты, Эдик. Врет?
Тот ответил после паузы и очень тихо, как будто каждое слово вызывало в нем боль:
— Врет, Сергей Андреевич. В порядке мать. Я ей каждый месяц деньги шлю, ни в чем не нуждается. Но, прошу вас, дайте еще…
Упомянутый Сергей Андреевич, который явно был здесь главным, перебил его холодным равнодушием:
— Хватит. Два раза я этому крысенышу давал шанс. Но в семье, как вижу, не без урода. Зря ты его из поселка сюда тащил.
— Зря, Сергей Андреевич! Но брат же! Там бы вообще пропал!
— И здесь пропадет, чует мое сердце, — главный издевательски развел руками и снова перевел взгляд на Криса. — Как же так получается, милый друг, что ты в серьезное дело вошел, а серьезно к делу относиться не научился?
— Простите, простите! — Крис от отчаянья был готов умолять. — Я прошу… Ну, назначьте сумму компенсации ущерба — все верну, клянусь! Больше такого не повторится, Сергей Андреевич!
— А как же долг вернешь, если «больше такого не повторится»? Это жадность, Крис. Эдакий червяк в животе, который не позволяет радоваться тому, что уже имеешь, и всегда хочет большего. От жадности так просто не избавишься. От тебя всегда будут проблемы.
— Сергей Андреевич… — снова начал просить мужчина, которого назвали Эдиком.
Но главный опять не дал ему закончить:
— Есть такие правила, Эдик, которые лежат в основе всей структуры. Одна поблажка — и структура развалится на запчасти. А если я снова услышу твой голос, то Мишань прострелит тебе коленную чашечку. К тебе у меня претензий ни
