Минуло шесть лет. Ежедневно на кладбище, расположенное на территории обители, Стеропа стала видеть неухоженного господина, хмуро стоящего над каменной плитой. Однажды женщина из любопытства решила подойти к незнакомцу.
- Здравствуйте. Нам не разрешено говорить с мужчинами, но меня всё же интересует, зачем вы приходите сюда изо дня в день? – выпалила молодая монахиня.
- Здравствуйте, сестра, - угрюмо отвечал тот, - Я прихожу на могилу своей тётки. Она – единственное, что оставалось у меня в этом мире. Теперь я один.
- Мне очень жаль…
Повисла тишина, прерываемая лишь изысканным пением птиц.
- Я, пожалуй, пойду, - сказал мужчина и последовал к воротам.
Неизвестный мужчина засел в мыслях – сознательных и нет – монахини, не давая ей покоя. Когда незнакомец вновь появился у входа на кладбище, Стеропа подошла к нему, произнеся:
- Добрый день. Знаете, подумала, как я вас понимаю. Сначала я потеряла родителей, затем – мужа. Детей у нас не было. Я осталась одна в мире также, как и вы. В чём-то наше одиночество схоже.
- Ясно, - бросил мужчина, обходя вставшую на его пути женщину.
- Постойте! – возмутилась она, - Я хотела сказать, что… мы двое, и мы оба одиноки… Если бы мы могли… то есть, если бы мы могли… соединиться… мы бы были не столь одиноки, ведь мы стали бы вместе, - кое-как объяснилась Стеропа.
- На что вы намекаете?
- Вы понимаете…
Незнакомец подошёл к Стеропе и злостно посмотрел прямо ей в глаза. Женщина, не выдерживая давления, отводила взгляд.
- Блудница, - прошептал мужчина.
Он устремился к выходу, жёстко и бесповоротно, со звуком захлопнув дверь калитки.
Стеропа, придя в ужас от смысла сказанных ею слов и – более всего – от возникших у неё «грязных» мыслей, проплакала в постели всю ночь.
Она отказывалась от еды и сна, храня неустанно молчание. Никто из монахинь не мог выведать причину такого странного поведения, но все одинаково склонялись к теории о том, что женщина полностью – без остатка – отдалась богу.
Через две недели её не стало.
Рексенор Свазилендский
И вновь пейзажи африканской природы представляются нам в этом сборнике.
Восемнадцатое кюривря (двадцать шестое сентября). Не первый за историю человечества религиозный праздник. Огромный костёр, языки пламени которого извилисто тянутся к сумеречному небу. Племенные танцы у вечного огня развлекали туземцев и завораживали их думы, производя сильнейшее впечатление.
Рексенор, исключительно смелый и взбалмошный, поспорил с другом, сможет ли он, Рексенор перепрыгнуть обширное ритуальное кострище. Юнец отошёл, разбежался и прыгнул ввысь. Горячее пламя резко схватило и утянуло Рексенора за собой, но никто не поспешил на помощь парню: друг ликовал о глупой и бессмысленной победе, а круг танцоров в унисон преклонился пред костром, выказывая уважение воле богов.
Руф Кастрийский
Руф, маленький мальчик, шестой и последний ребёнок своей матери, с самого рождения был ненавидим всей семьёй, в том числе, старшими братьями и сёстрами. Мать Руфа скончалась вскоре после родов, оставив лишь маленького беспомощного сына. Мальчика вскормила его тётка, которая в тот момент родила дочку.
Седьмого эпикурта (седьмого января) тысяча сто двадцать третьего года Руф, в возрасте семи лет, был укушен пауком и умер спустя несколько часов, показавшихся ему вечной каторгой. Смерть нежеланного ребёнка вызвала, как бы аморально это ни звучало, радость в сердцах родственников.
Роман Сирийский
Роман, придворный евнух, охранял гарем Абдуллаха ибн Ахмад аль-Каим Биамриллаха. Он частенько, остававшись на службе один, любил обсуждать всё на свете с женщинами, находя в них смиренных слушательниц и интересных собеседниц. Наложницы, в свою очередь, не противились такому развлечению, скрашивающему их дни в тёплые тона.
Тринадцатого гутенбевря (восемнадцатого ноября), в пасмурный день, когда сквозь тучи пробивались лишь единицы искрящихся белых лучиков, падающих на стены изысканных и «барочных» древних построек, отбрасывающих наземь, обуреваемую освежающим ветром, прохладную тень, страж, застигнутый за общением с одной из жён халифа остальными евнухами, выслушал смертный приговор от доносчиков и смело принял волю правителя, как данность.
Роман – с ледяным взором и жёстко сомкнутым ртом – ожидал судьбы, пока солнце играло на его мощном теле Атланта. Трое мужчин молча приблизились к виновному. Роман был хладнокровно зарублен собственными «друзьями».
Розалия Соломонская
Розалия родилась четвёртого кеплеря (двадцать седьмого апреля) тысяча сто шестьдесят седьмого года на Соломонских островах. Это была бойкая, активная девочка. Розалия не проявляла интереса к «девичьи» прерогативам и занятиям, перенося всё своё внимание на мальчишеские игры. Она всюду следовала за старшими братьями, которые считали её «помехой». Розалия обижалась на ругань парней и обзывательства, но всё же, как только юноши уходили из дому в розыске забав, девочка неожиданно оказывалась перед их недовольными лицами.
Как-то раз, Розалия, устав от неблагосклонности братьев, осталась дома. Она впервые подметила слёзы и пот матери, её страдания и неимоверную тяжесть её обширной работы. Розалия подошла к маме со словами:
- Мамочка, тебе нужна помощь?
Женщина опешила:
- Да… То есть нет!
- Давай я помогу тебе. Что от меня требуется? – пролепетала девочка.
- Ты только мешаешь. Кончай эти шутки. Иди погуляй. Дай мне сготовить еду, пока отец не вернулся, - огрызалась мать Розалии, на что вторая осмелилась лишь опустить глаза и мимолётно ретироваться.
***
Розалия шагала по пустынному берегу. Девочка рисовала на песке, и деятельность эта так увлекло всё её существо, вызвало столько удовольствия и восторга, что островитянка, вернувшись поздним вечером домой, не могла заснуть из-за фантазий предвкушения следующего дня, длинного и – согласно плану – насыщенного.
Утром девочка снова побежала к берегу, но, не дойдя до песчаной части суши, остановилась у пальмы. Розалия, собравшись с силами, рывком пыталась содрать кору, однако, ничего не вышло. Тогда малютка взяла острый тяжёлый камень и вернулась к претворению своего желания. Эта работа надолго заняла девочку. Она добилась своего, и вот уже в её маленьких ладошках виднелась тёмная корочка пальмовой древесины.
Далее Розалия отломила короткие палочки от кустарника, походящего на ёжика. Юная барышня развела костёр, опустила в него одну из палочек, а после – стала выводить линии на влажной коре. Хвост следа лёгким отпечатком оставался на верхнем слое пальмы. Когда пламя принялось распространяться за пределы, намеченные воображением девочки, она затушила «холст» о землю.
Вечером Розалия, освободившись от рисования на коре, прогуливалась на пляже у скалы. В руке у неё покоился тот же острый камень, каким Розалия не так давно отделяла кору от родного ствола. Девочка затормозила, любуясь на чистый, никем не тронутый и не опороченный. Она принялась чертить на скале примитивные картинки.
Только под ночь островитянка вернулась домой.
***
Розалия изо дня в день на протяжении всей жизни ходила к той одинокой скале,