Но суд уже состоялся: общество произвело его. До пляжа мужчина не дошёл, а дом его превратился в обгоревшее стойбище неназванного гостя, продолжавшего жить в устах жестокого люда.
Юлиан Бельгийский
На севере Галлии забрезжил рассвет, когда монах Юлиан покинул родные земли и отправился в странствие по Европе. Его никто не ждал, никто не любил, но все были одинаково удивлены, когда вечно мечущийся где-то рядом Юлиан испарился так, будто его и не было.
По прошествии нескольких лет аскетичной жизни мужчина, к тому времени ставший седым и истощённым стариком, пришёл в неизвестные ему Дельфы, где встретил Плутарха и Эномая и имел удовольствия вступать в полемику с ними. Таким образом Юлиан в благородных летах, увлёкшись философией, вернулся к мирской жизни.
«Юлиан из Галлии», как называли его местные жители, в течение многих лет оставался неизвестен за пределами Дельф, пока седьмого ламарта (двадцать третье июля) сто четвёртого года нашей эры он не выпустил своё первое произведение «О человеке и судьбе», представляющее собой огромное собрание рассуждений, начертанных на нескольких пергаментах.
И знаменитые, и малоизвестные философы и их ученики сразу же обратили внимание на произведение Юлиана и прочли его, объявив автора «учёным» и «мудрейшим из мудрейших». Один из знакомых Юлиана поспешил сообщить ему о безграничных восторгах и одобрениях и незначительной критике, относившейся более манере письма, нежели к содержанию, но, с трудом отворив дверь холостяцкой хибары, не нашёл виновника торжества. Снова Юлиан исчез в момент, когда жизнь его должна была измениться не по его собственной воле, а по воздействию извне.
Поиски в Дельфах ни к чему не привели, но и за пределами города никто не слышал о теперь уже «странном старике, сбежавшем от успеха». Единственный труд Юлиана был забыт через год, а все вопросы читателей и их замечания остались безответны. Только дети плебеев продолжали пугать друг друга «призраком из Галлии» и «тенью отшельника», однако и этим пустословиям в скором времени пришёл конец.
Поистине, ничего не меняется.
Ювеналий Боснийский
На просторах, в будущем ставших известными, как Босния и Герцеговина, трудился гончар Ювеналий, многодетный отец, любящий муж и исправный работник. Вся жизнь его походила на вымышленную и далекую от реальности идиллию, пока четвёртого пуасселя (семнадцатого августа) он не встретил Лиру – девушку из богатой семьи торговца, мерзкого и жестокосердного человека, для которого наивысшим благом считалось набить сполна итак набухший кошелёк и такое же брюхо.
Зрелый мужчина и юная дева с первой встречи понравились друг другу, но оба не хотели и думать о возникшем из ниоткуда чувстве. Ювеналий был в отчаянии. Как он, семьянин и ответственный, преданный своему делу работник, мог влюбиться в девушку, годившуюся ему в дочери? Лира в то же время размышляла: «Как дочь богатейшего господина могла заметить и овеять вниманием какого-то мужлана, такого же, как моряки, доставляющие товар её отца в чужеземные местности?» Но и тот, и другая в унисон стремились к сближению друг с другом, не осознавая и недооценивая всей глубины «мимолётного увлечения».
В попытке развеяться Ювеналий отправился вон из дома и, к собственному же удивлению, обнаружил на одной дороге с собою Лиру.
- Добрый вечер, - произнесла девушка, - Я вас уже где-то видела. Вы Ювеналий…
- Да, это я, - грубо ответил мужчина, - А вы Лира, дочь Мустафы?
- Именно, - весело ответила Лира, - Вы гуляете?
- Да…
- Я тоже! Как мы совпали. Никого на улице нет, кроме нас. Как прекрасно! Ой, простите, - смущённо осеклась она, - Я не очень люблю толпу, рынки и всё это… Ну, вы понимаете. То, без чего имя моего отца не было бы так известно.
- Да, я вас понял, - жёстко ответил Ювеналий и побрёл в противоположную от собеседницы сторону.
- Подождите, куда вы? – опешила Лира, - Я же не о вас… А, может, перейдём на «ты»?
Ювеналий резко остановился и устремил взгляд в лицо девушки:
- Если вы, то есть… Если ты так хочешь. Главное, чтобы никто не застал нас, а то иначе доложат твоему отцу, и мы вряд ли ещё встретимся.
- Верно… - медленно осознавая сказанное, промолвила Лира.
- И вообще, я лучше пойду, - тихо и строго сказал Ювеналий и торопливо пошёл в сторону мастерской.
- Подождите! Нет, подождите! – закричала дева, вызвав удивление в глазах мужчины, продолжив стихшим голосом, - Я хотела… хотела бы сказать вам, то есть… тебе, - говорила она, приближаясь к гончару, - Я, в самом деле, люблю тебя. Да, люблю, и я хотела бы, чтобы ты знал это.
- Знаешь… - начал Ювеналий, но Лира перебила его:
- Нет, не говори. Я знаю, что ты не любишь меня, поэтому я лучше пойду…
- Я тоже люблю тебя, Лира, - произнёс мужчина, обнимаю дрожащую от вечернего холода девушку; он произнёс с ухмылкой, - Ты замёрзла?
- Да, слишком лёгкое платье для пляжа.
- Пойдём ко мне в мастерскую, - предложил Ювеналий.
- Нет, там наверняка кто-то есть, - отрезала девушка.
- В это время там уже никого нет. Пойдём.
Лира повиновалась.
Так начались отношения дочери торговца и гончара, в мастерской которого они встречались каждые два дня.
Однако, роман продлился всего месяц, после чего девушка, разоблачённая и пристыженная, вынуждена была по велению отца удалиться в монастырь.
Ювеналий, узнав об этом, окончательно погрузился в скорбь и, сломленный, вновь побрёл всё на ту же прибрежную равнину, где не так давно вспыхнула страсть его и божественной Лиры. Чтобы никто не увидал «распутника», мужчина отошёл от наиболее посещаемой части пляжа.
Всю ночь он оплакивал свою разрушенную жизнь, а под утро приблизился к морю, дабы смыть грех и позор.
Домой он не вернулся, и никто понятия не имел, куда запропастился талантливый гончар и любящий отец.
Эмиль Уагадугский
В четырёхсотых годах нашей эры произошла эта история.
Эмиль, парень с кожей цвета кофейных зёрен и мускулами – символом усердия и крепости духа. Он выжил, несмотря на бесконечные засухи и недостаток пищи и воды.
Будучи юнцом, Эмиль женился на ещё более молодой тёмненькой девочке, которая, однако, вскоре скончалась при родах.
Убитый горем Эмиль забросил всякую работу, закрывшись в хижине и оплакивая свою дорогую и любимую жену.
Позже Эмиль начал видеть призрак маленькой жены, когда солнце полностью закатывалось за горизонт. Привидение подплывало и клало мнимые ручки на шею вдовцу. Тот пугался, но сразу же говорил:
- А, это ты, моя милая. Ты снова напугала меня, но ничего. Я всё равно тебя люблю. Люблю также, как и в то время, когда ты была жива, - и гладил её призрачные пальцы, целуя и лелея
