Аркадия совсем не удивило, что в милиции случилась «халатность, граничащая с преступной небрежностью». Год назад на флюорографии перепутали его снимок легких, и больного туберкулезом обвинили в симуляции, а Аркадия две недели таскали по противотуберкулезному диспансеру. Удивили его обилие собственных паспортов и вымогательница, требовавшая дождя и зонтика. На свой риск решил он провести расследование, оперируя фразой о спецшколе и словом «Победа», которое счел кличкой, ходил два дня вокруг интерната для малолетних преступников и, наконец, понял, что тут учат жизни мальчиков, которые не подходят к забору под страхом карцера. На третий день отличник Аркадий, схлопотавший за десять лет только одну двойку по физкультуре, удрал с последнего урока, пришел к спецшколе с английским языком и оседлал парапет перед входной дверью.
«В восьмом классе, — вспомнил он, вытягивая из портфеля учебник наугад и пряча за книгой лицо, — я уже сидел на этом месте, только ждал совсем другую девушку, которая мне очень нравилась, и поэтому я стеснялся подойти, робел от волнения. Ходил по ее следам каждый день, у будки «Мороженое» она выгребала мелочь из фартука, растаскивала пальцем по ладони и, вздохнув, оборачивалась. Я понимал этот взгляд, покупал два «эскимо» и почти догонял ее на остановке, и каждый раз — черт возьми! — каждый раз тетка в серой кофте, уже забравшаяся ногами в переполненный автобус, эта крыса с тремя авоськами визжала: «Ты перемажешь меня всю!» Я подходил к урне и за стеклом отъезжающего автобуса видел глаза девушки. Они смеялись, а мне было грустно, а мороженое вообще плакало…»
Из школы донесся звонок и выпорхнула старушка-уборщица в поношенном пальто с чужого плеча. Аркадий сначала обошел ее вниманием, но, вспомнив, что он сыщик, заметил две несуразицы: слишком быстро для преклонного возраста шлепала по лужам старушка и в руке несла не кошелку, а портфель из крокодиловой кожи. «Победа!» — смекнул он, вывел ее взглядом за школьный двор и хлопнул неизвестным учебником.
На улице, опасаясь в толчее потерять замаскировавшуюся вымогательницу, Аркадий сократил промежуток и пошел в пятнадцати шагах. Мелкие лужи под его ботинками заканчивали существование, в больших он устраивал паводок. Спотыкаясь о бордюры, юноша тормозил оторопелых прохожих и заставлял делать шаги в сторону. Никто не понимал логику его хода, которая, отставая в расстоянии, повторяла логику хода Победы. Глазами дальтоника смотрел он на светофоры, портфелем давил апельсины и ставил синяки яблокам в авоськах домохозяек, плечами растаскивал парочки, собирая на затылке недоуменные взгляды, коленками отпихивал собак, улизнувших на длину поводка… Ни взгляд, ни слух Аркадия не фиксировали людей и звуков, лишенных отношения к девушке-старушке. Хотя домохозяйки ругались вслед, а собаки скулили от желания искусать обидчика, и даже милиционер, высунув кулак и губы из желтого автомобиля, обругал его в мегафон.
Победа шла уверенно и развязно, перекинув ладонь с портфелем на плечо и замедляя шаг, словно притягивала Аркадия. Вдруг она остановилась как вкопанная, — края пальто на мгновенье уплыли вперед и приплыли назад — повернулась на одном каблуке и протянула Аркадию портфель, точно поднос.
— Ты ведь все равно будешь следить до самого подъезда, — сказала она, хлопая ресницами.
— Отдайте паспорт, — сказал Аркадий, принимая из вежливости портфель.
— Да ни за что! — ответила Победа.
— Тогда пойдемте со мной.
— Пойдем, — согласилась Победа, а про себя подумала: «Как же! Отдам! После загса — пожалуйста».
Она взяла Аркадия под руку и сказала:
— Я собираю фотографии артистов. Могу поменяться с тобой на актрис.
— Зачем мне фотографии актрис? — спросил Аркадий.
— На стенку повесишь, — решила Победа.
— У меня на стенках обои… Послушайте, для чего вам мой паспорт?
— Пусть лежит под подушкой, — сказала Победа — А куда мы идем так быстро? В кафе пить кофе?
— В милицию, — ответил Аркадий.
— Но, там скучно, — сказала она.
— Лучше не пойдем, — предложила она.
— Ну что ты со мной сражаешься, как со Змей Горынычем? — спросила она. — Я же всесильная в этом районе, хоть и влюбчивая, — и завернула в «Ремонт часов»: — Смотри, как меня боятся.
Аркадий устроился на подоконнике у дверей, а Победа сняла с запястья японские часы, заодно служившие компьютером, градусником, фонарем и пишущей машинкой, сунула в окошко мастеру и сказала:
— Посмотрите, пожалуйста, что тут не так.
Мастер смахнул часы в ящик и сказал:
— Двадцать пять рублей. Придете через месяц.
— Но ведь вы даже не заглянули внутрь, а уже определили поломку, — запротестовала Победа.
— Кто из нас мастер: вы или я? — спросил мастер.
Победа вздохнула, покорилась бумажками из кошелька и тут же подвинула к себе телефонный аппарат, сказала в трубку:
— Папа, в мастерской у меня взяли часы и не глядя заявили, что ремонт стоит двадцать пять рублей. Нельзя ли прислать сюда инспектора ОБХСС?
— Нет, дочка, нельзя, — ответил из своего кресла Чугунов так громко, что даже Аркадий на подоконнике услышал. — Пока инспектор дойдет до мастерской, часики изуродуют до такой степени, что ремонт обойдется вдвое дороже. Но я позвоню в «Службу быта», пугану их маленько.
— Какой ты умный, папа! Совсем как я наоборот, — сказала Победа.
Они выбрались на улицу, оба недовольные, и Аркадий опять повел Победу в милицию. Но очень скоро Победа встала на проезжей части, как осел, и сказала:
— Поцелуй меня.
— В честь чего? — спросил Аркадий.
— Ну, поцелуй меня в честь меня, — сказала Победа.
Светофор уже мигал желтым глазом, машины выглядели как собаки, готовые сорваться с цепи. Аркадий сдался и поцеловал Победу в щеку.
— А теперь закрой глаза и поцелуй в губы, — потребовала Победа.
— Задавят, — сказал Аркадий, переживая сердцем нахлынувшую страсть к поцелуям.
— Пусть, — сказала Победа. — В больнице попросимся в одну палату.
Аркадий закрыл глаза, вытянул губы и… стал чмокать воздух. Услышав матерные крики, он открыл глаза, но Победы вокруг не было, были машины, которым Аркадий мешал двигаться, и был милиционер с полосатой палкой.
— Почему у вас два портфеля, молодой человек? Ну-ка, разберемся, — сказал милиционер и стал нашептывать донесение в рацию…
Зачем ребенок требует, чтобы с ним играли родители? Взрослые придают смысл детской игре, они — серьезные люди, — рассуждает ребенок, — и, следовательно, ерундой заниматься не будут. Примерно так же думал В. П. Чугунов, одновременно радуясь, как любит он веселить людей своей работой. Вот только- только после часовой выдержки на стуле в приемном изоляторе прибежал с перекосившимся лицом директор овощной базы.
— Василий Панкратьевич! — закричал он. — На вас одна надежда!
— Не ори, не глухой, — сказал первый секретарь.
— НИИ капитальных вопросов отказывается выделять людей на базу. А у меня овощ тухнет, вагонами гниет, на фасовке — полторы старухи!..
С радостью помог ему Василий Панкратьевич, позвонил в НИИ капитальных вопросов секретарю парткома, пожурил, поговорил, как коммунист с коммунистом говорят, и, повесив трубку, успокоил директора:
— Будут люди.
— Вот спасибо! — в одну секунду стал рад-радешенек директор. — Вот спасибо от всей базы и
