Вениамин и сам больше не в силах поднять голову и жалеет, что ему негде спрятать лицо.
Она останавливается. Впервые за все время заведенный ритм нарушается, вообще сходит на нет, и зал наполняется новой, леденящей атмосферой.
Вениамин не видит, но знает, что девушка стоит прямо напротив него на предыдущем ряду. Или напротив пустого кресла между ним и его соседкой. В эту бесконечно длящуюся секунду Вениамин совершенно забывает как дышать.
-Выходите,- вдруг слышит он. Голос тихий, спокойный, при других обстоятельствах даже приятный, но Вениамин все равно чуть не вскрикивает от внезапности, от ужаса, от всего вместе.
Все кончено. Горячая волна пробегает по всему телу, но в оцепенении Вениамин не шевелится, как будто прирос к месту. Он знает, что это карающее создание в форме смотрит прямо на него, мучительно чувствует ее прожигающий насквозь взгляд. Но не может двинуться. В то же время Вениамин готов провалиться сквозь кресло, под ним и так уже разверзлась бездна. У него звенит в ушах.
Это не может длиться вечно; мгновение тянется, истончается, вибрирует, и на самой границе разрыва Вениамин замечает движение краем глаза. Девушка, сидящая через одно кресло молча встает и обреченно, безропотно идет к выходу- в тишине, накаленной до самого предела, но так и не взорвавшейся чем-то неожиданным и неистовым.
Вениамин делает судорожный вздох, поднимает голову, смотрит сквозь внезапные слезы. Никто не отвечает на его взгляд.
Одна девушка удаляется, потупив глаза, пропадает за плотной портьерой, скрывающей выход, другая, чем-то неуловимо похожая, с интересом смотрит ей в спину, потом поворачивается- и да, она стоит прямо напротив Вениамина, стоит еще долгие мгновения, но смотрит куда-то мимо, слегка склонив голову.
Затем она проходит, уходит, исчезает. По залу словно бы проносится единый вздох облегчения. Вениамин хочет упасть и корчиться на полу между рядами. Он тщетно пытается взять себя в руки.
Что это было? Что это было?- думает он, поминутно сглатывая вязкую горечь во рту.
Атмосфера в зале снова меняется: теперь это предвкушение, нетерпеливое ожидание. Свет гаснет, но ярче становится бездонная белизна экрана. Вениамин, все еще погруженный в свой личный хаос, видит над собой ослепительное сияние, пульсирующее стробоскопическими вспышками, и ему представляется некий древний кинопроектор и широкая пленка, заряженная хитрыми петлями, бегущая по зубчатым и гладким роликам от одной бобины к другой. А рядом еще пара кинопроекторов, ждущих своей очереди. И усталый киномеханик, готовый быстро склеить пленку, если вдруг случится обрыв. Маловероятно, что все именно так, но картинка завораживает и чем-то успокаивает. Вениамин все еще дышит прерывисто, но теперь смотрит на экран. И почти не моргает.
Сеанс начинается.
И теперь они едут, ты знаешь, по полям и лугам, и грунтовая колея слегка пылит под тележными колесами. На далеком горизонте, за дремучими лесами собирается долгожданная гроза. Что ты чувствуешь? Ты ведь тоже лежишь в этой телеге на копне сена и тебе хорошо. Ты этого не осознаешь, но возможно, это счастье. Ты и не смог бы его узнать, оно всегда приходит как данность. Воздух словно искрит в потоках изменчивого света, рассыпается лучами в листве проплывающих мимо рощ.
Запах зеленого, вкус красного.
Я, думаешь ты, он или кто-то. Я живой.
Я впитываю эти мгновения, впитываю бессознательно, даже не задумываясь, а в голове ежесекундно собираются, выстраиваются и закрепляются цепочки новых связей. Наверно, все это только химия. Вкус красного, запах зеленого. Но так пьют студеную колодезную воду в жаркий летний день. Так сидят у реки на утренней зорьке. Так смотрят в подернутую таинственной дымкой даль.
Так дышат. Так чувствуют.
Это здесь, где-то в тебе, и достаточно необъяснимого намека, маленькой искорки, чтобы всколыхнуть все дремавшие океаны.
И чья-то улыбка. Наверняка чья-то улыбка.
Цвет плывущих по небу облаков, капли дождя, повисшие над мокрым крыльцом, далекие голоса, смех, пламя костра.
Или это дорога в снегах, замерзший пруд, колючие звезды, морозные узоры на стекле.
Что коснулось тебя? Что-то белое? Что-то оранжевое? Сладкое? Терпкое?
А есть еще другое. Когда ее тело бьется и тает в твоих руках. И ты, ненасытный, жаждущий, покрываешь поцелуями каждую частицу ее совершенства, слушаешь дыхание пока вы движетесь- влажно, медленно и быстро.
-Веня,- шепчет она.- Мы всегда будем вместе.
-Вера...
А ведь этого не было, думает он. Обман, обман. Могло ли быть? Вероятно. Разве он не думал об этом по меньшей мере миллион раз? Но было ли? Определенно, нет. Возможно ли, что это еще случится? Нет. Никогда.
Почему?
Человек всегда стремится к чему-то призрачному, но всегда в итоге ему становится неуютно. Вениамин больше не может погрузиться в ощущение тонкого счастья- как водится, оно только коснулось невидимым крылом.
Неправда, иллюзия.
И он выпал.
Нет запаха красного, вкуса зеленого.
Сеанс окончен. Вениамин не может вспомнить как покинул зал, но теперь он сидит на ступенях кинотеатра под ночным небом. Сидит прямо в своем лучшем костюме. Странно, последний раз он надевал его на выпускной, а костюм до сих пор впору. Впрочем, что не странно? Ни одну из неясных мыслей, сумеречным роем кружащихся в голове Вениамин не может поймать, облечь в подобие плоти. Просто сидит. Непонятная тоска давит со всех сторон.
Наконец он встает, поеживается, засовывает руки в карманы.
Достает неиспользованный билет.
Смотрит на него.
Мысли возвращаются. Боже, я уже посмотрел фильм, думает он. Я уже пережил это.
Но получил ли он все, чего хотел? И возможно ли это получить?
Что-то подсказывает: "нет" на оба вопроса, но...
Судя по часам над прозрачными дверями позади него, очередной сеанс еще не начался, но вот-вот начнется. Безликие люди проходят мимо , исчезают в здании. Вениамин мнет билет в кулаке как ненужную бумажку. Потом расправляет.
Нет, не надо, думает он.
Но он так и не погрузился в этот упоительный призрак, не растворился в нем. А воспоминание все еще с ним.
-Не надо,- шепчет он.
Он снова в зале. Опять никто не проверял билеты на входе. Вениамин занимает прежнее угловое место на последнем ряду- плевать, что там написано в билете. Зал величественен, скрывает свои границы и линии в полумраке. Вениамин не опускает голову, не прячет глаза, оглядывает пространство, хотя, видит бог, напуган он едва ли не более, чем в прошлый раз. Кажется, зрителей сейчас больше- они приходят, молча рассаживаются, никто ни с кем не разговаривает, все застывают на своих местах, ожидая начала сеанса. Это уже почти
