— Вот это уже другой разговор, — довольно хмыкает Эми, одобряя этот выбор. Небрежным жестом убирает падающие на лицо волосы и тихо, чуть нетрезво шепчет, — слушай, а если я тебя спрошу, как мужчину, ты мне ответишь честно?
— Смотря о чём спросить, — он пытается не любоваться тем, как она на мгновение закусывает губу. Не задержать дыхание, когда чертовка словно дразнит, наклоняется к нему ближе, вплетая в спёртый воздух придорожного бара аромат ежевики и лайма. Хреново выходит: кажется, изо дня в день она всё привлекательней, потому как в животе пульсирует напряжением. Не дышать ей. Только не дышать.
Боже, какой он идиот. Как по-идиотски было думать о ней весь день, вспоминать привкус вишни от её чашки с кофе и умелость женских пальцев, затягивающих клемму аккумулятора. Ведь её сейчас интересует совсем не то, как его рука непроизвольно сжимается в кулак.
— Ник, я что, настолько страшненькая? Ну там, не знаю, чего во мне не хватает? Размера груди? Пластики? — это уже абсолютно точно, вопросы не самой Амелии, а говорящей в ней текилы. От внезапного истеричного смешка его удерживает только полная серьёзность на милом личике и громко стукнувшая бутылка виски с двумя бокалами, предоставленная барменом. Отвлекло. Но от улыбки не спасло. Она что, набивается на комплименты?
— Ты сейчас серьёзно, Эми?
— Серьёзней некуда, — печально моргнув, она переводит задумчиво-рассеянный взгляд на каплю, стекающую по темному запотевшему стеклу холодного «Джека Дэниэлса». Словно говорит сама с собой, когда осторожно признаётся. — Я не понимаю его. Он наигрался и потерял интерес. Но я-то по-прежнему в нём нуждаюсь, понимаешь? Делаю для него всё, что прикажет, пытаюсь угодить. И вижу, как сильно ему плевать на меня. Хотя он ревнует…
— Это не ревность, дурочка, — укоризненно качает головой Ник, безмерно удивляясь тому, что она надеется на искренность со стороны конченного мудака. — Это просто чувство собственника. Ты для него не больше, чем бокал вина. Выпьет и бросит через плечо, разбивая окончательно.
— А ты хорошо его знаешь, — нетрезво протягивает она, хмуря брови. Взяв из руки Ника так и оставшуюся в его пальцах пачку сигарет, аккуратно вытягивает одну зубками. И только предмет их странного разговора помогает сохранять здравый рассудок: слишком манящая эта сумасшедшая девчонка в жалких дюймах от его тела. Слишком отчётливо греет собой воздух между ними, трепеща длинными ресничками. — Неужели ты думаешь, что до него абсолютно никто не сможет достучаться? Он человек, не машина.
Ник невольно оглядывается на других посетителей бара: тема приобретает откровенные тона, а шпионы могут быть везде. Однако на них по-прежнему никто не обращает внимания, так что он старается придать смелости своим действиям. Достаёт из кармана зажигалку, даёт Эми прикурить, и она послушно дымит его сигаретой. Ник решительно тянется к запотевшей бутылке и сворачивает пробку с глухим хрустом. Отвечать не торопится. Думает. Надо ли ей знать, что выполняет роль подстилки для чудовища? Безусловно. Возможно, это единственное, что поможет ей понять: сбежать никогда не поздно.
Например, сбежать к кому-то, кто проявит к ней чуть больше заботы и увидит в ней человека, а не коврик для вытирания ботинок. И кажется, это самый главный мотив для правды:
— Он эгоист. До мозга костей. Представь, насколько ему похуй на весь мир, если он собственными руками прикончил своего папашу, — едва слышно, попутно разливая на два бокала виски. Такие темы уже требуют пары алкогольных градусов в крови, а тачку Герра всё равно никто не остановит по дороге обратно, чтобы проверить трезвость водителя.
Эми тихонько ахает, ближе придвигает свой стул. Пасмурные глаза зажигаются каким-то болезненным, лихорадочным интересом. Быстро затянувшись дымом, она выдыхает серую струйку в сторону и как будто намного трезвеет:
— Откуда знаешь? Это было больше года назад. А ты работаешь на него меньше.
— Кларксон, — пожимает плечами Ник, вспоминая старый разговор с дворецким Браунвилля, пока они грузили в багажник чьё-то бренное тело. Не самые лучшие дни его жизни, но раз уж Эми нужны доказательства, что Алекс — монстр, то это не сложно. — Старик мне рассказывал многое. Той ночью Эдвард поехал на встречу с каким-то важным клиентом, один. А Алекс сразу за ним, прихватив оружие. Но вернулся он раньше, а дворецкого заставил подтвердить алиби, якобы не выезжал из дома. Кларксон случайно проболтался мне, потому что скучает по предыдущему хозяину: тот был в разы добрей к нему, насколько это возможно для наркобарона.
— Во времена Эдварда такого ужаса не было, — кряхтение, закидывая чёрный мешок в багажник в четыре руки и укоризненный взгляд на входную дверь. — А этот щенок уже утопил бизнес в крови. Я вытираю её с пола чаще, чем следы от туфель!
Неудачные воспоминания заставляют Ника взять бокал и выпить почти залпом. Он понимает дворецкого на сто процентов, потому что сам временами тоскует по нормальной жизни. По дням, когда с увлечением перебирал движки в мастерской, а вечерами ел пиццу с Мэл под глупые комедии с Джимом Керри. Теперь память об этом словно тухнет, и кадры становятся серыми, как в засохшей от старости киноплёнке. Но как же дорого он бы отдал, чтобы вернуть это. Или хотя бы начать с нуля. Уехать… и быть самим собой, забыв уже, наконец, про длящийся полгода нескончаемый хоррор. Снова заниматься только тачками, желательно в компании умелого напарника… напарницы?
Эми мрачно молчит. Тоже берёт бокал, но не пьёт, с сомнением вертя его в пальчиках. Забытая сигарета в левой руке почти истлевает, и она тушит окурок в пепельнице на стойке. Ник видит, как она сомневается в его словах, не верит, всё ещё надеется, что Алекс добрый рыцарь с дурными замашками, которые можно перевоспитать. Наивная девочка. Не будет у неё хэппи энда с этой тварью. Никогда он не оценит нежности этой бледной кожи, никогда не накормит её хрустящей картошкой фри и хорошим бургером, чтобы наконец-то перестали так торчать кости ключиц. Никогда не ответит взаимностью, и надо быть абсолютно доверчивой овцой, чтобы не понимать этого. Всё, что ей сейчас нужно — капля заботы, а не всё-таки залитый в горло виски. И только после щедрого глотка она выдавливает:
— Уверен? То, что ты мне рассказал, ещё не доказательство его вины. Это могло быть совпадение. Или у него могли быть веские причины для этого поступка.
— Чёрт побери, не будь его блядским адвокатом! — раздражённо передёргивается Николас. — Веская причина пустить пулю в отца, который, между прочим, не был таким мудилой, как он, никогда не бил его или ещё что-то вроде того. Алекс рос золотым мальчиком с серебряной ложкой в жопе. В полной вседозволенности. По словам Кларксона,
