А Фобия повернула ключ в замке зажигания.
План Оллмотта был прост и незатейлив: нужно было всего лишь попасть в плен определенной части противника, а потом, по сигналу метки на запястье, совершить выплеск, находясь в самом центре вражеского подразделения.
О том, как обращались с нхршерцы с пленными женщинами, Фобия старалась не думать. В конце концов, в этой жизни мало осталось того, что пугало её по-настоящему, а верный осьминог все еще был при ней.
Джип она запрятала в какой-то низинке, наскоро забросав ломкими весенними ветками, а сама отправилась дальше пешком, от всей души надеясь не заплутаться на одинаковых проселочных дорогах.
Фобия несколько месяцев не выходила из лагеря, и поразилась тому, как изменились окрестные поселения за это короткое время. Война смотрела на неё из разбитых окон и вспаханной тяжелой техникой земли, и воронок от взрывов. В своем лагере они укрылись за магическими щитами от всех этих ужасов, и услышав отрывистую речь с северным акцентом, Фобия перестала злиться на Оллмотта.
Он был всего-лишь Наместником в стране, которая боролась за свою свободу.
Нхршерцы обращались с военнопленными достаточно гуманно — спустя полгода скитаний по самым разным темницам Фобия могла говорить об этом со знанием дела. Темницы, это конечно, громко сказано — как правило, это были или ямы, или наскоро выкопанные землянки, или оккупированные дома, но чаще сараи. Её не насиловали, если и и били, то редко, и даже иногда кормили. К счастью, Оллмотт не позволял ей находится в неволе долго — как правило метка начинала жечь спустя половину суток после пленения.
От постоянной работы регистрационного знака запястье опухло. Родные солдаты, снабженные специальными амулетами, позволяющими им преодолевать выплески, легко побеждали блюющих врагов. Фобию мальчишки-срочники оберегали, как счастливый талисман. Она отсыпалась под их охраной, а потом её перекидывали к новому подразделению армии Нхршеры.
Становилось все севернее и севернее, и Фобия понимала, что они все ближе подходят к границам. Наверное, это было хорошо. Наверное, это значило, что война близится к завершению, но сил порадоваться не было.
Оказывается, это очень утомительно — быть патриоткой.
В ту ночь она заснула прямо на жесткой и теплой подстилке, брошенной на земляной пол. Фобия редко спала в плену, все-таки ничего приятного в этом статусе не было, но неделя выдалась на редкость тяжелой, и в этот раз её сытно накормили, и больше никого в сарае не было, а за стеной так чудесно, так успокаивающе пела файхоала.
Ей снились антилопы, перемазанные черной масляной краской, которые прямо всем табуном прыгали в открытые могилы, заполненные водой. А Фобия сидела на ветке дерева, жевала финики и бросала косточки на землю, отчего моментально вырастали раскидистые деревья, на каждой ветке которых было по файхоале, и все птицы пели в унисон, и звенели ржавыми крыльями, и солнечный день сменился сумраком подземелья, и затхлый воздух наполнил легкие.
— Цепь.
— А даже смешно, — тюремное привидение парило в воздухе в позе йога. Лохмотья и кандалы свисали вниз. — Я вот такая вся из себя свободная, а ты из себя вся такая в плену. Да, мне очень смешно, — и Цепь каркающе закашлялась.
— Откуда ты взялась? — Фобия села на своей подстилке, обхватив плечи руками. Вдруг стало зябко.
— Искала, — насупилась Цепь.
— Крест велел?
— Просил, — вскинулась призрак, — пусть он бабам своим велит, а я сподвижница.
— Смешно, — хмыкнула Фобия.
Цепь раздраженно влетела в неё и там застряла, вызывая волны омерзения и гадливости. Но Фобия не пошевелилась, сцепив зубы. Что еще за психологические атаки, в самом деле.
— Скажи ему, — процедила она, — что я выкупаю свою свободу в этой стране. Не могу же я вечно прятаться.
— Еще чего не хватало, — прошипела Цепь, — скажу, что нашла тебя в столице в постели Наместника. Правдоподобно?
— Весьма, — засмеялась Фобия. Из-за того, что в ней все еще торчала мертвая убийца, смех получился отрывистым.
— Ну сама подумай. Ты полгода мотаешься по войскам и нашим и вражеским. Кто поверит, что за это время тебя не перетрахала парочка дивизий?
— Отстань, — Фобия снова легла на подстилку, положила руки под голову, — если ты и правда думаешь, что ему это важно, то ты так ничего и не поняла, — запястье начинало покалывать, — просто скажи ему, что я должна сделать, что должна.
— Ты гниешь в каком-то сарае и еще диктуешь условия? — удивилась Цепь.
— Истинно так, — согласилась Фобия и выпустила осьминога на свободу. Жаль, выплеск не действовал на призраков, очень жаль.
Спустя еще пару недель всё было кончено. Фобия возвратилась в ленивую от жары столицу, где все так же люди гуляли по набережным, а мороженщики толкали свои лотки. За окнами тонированного автомобиля плыл свободный город, до которого так и не докатилась война.
Резиденция мало изменилась — все те же стены, все те же вобсы. Только в приемной Наместника сидела Сения Кригг и читала толстую книжку. Очки были сдвинуты на макушку, пучок рыжих волос поддерживал их.
— Детка, — обрадовалась старая дева, — напрасно ты так сбежала, не попрощавшись. Я бы пирог испекла.
— Пирог из перловки? — рассмеялась Фобия, целуя учительницу в щеку. Она заглянула в книгу: — «Как сделать из младенца приличного человека»? Вы совсем без меня там с ума посходили, раз вернулись в столицу?
— Ты же ничего не знаешь, — всплеснула руками Сения Кригг, — в какой глуши ты пропадала?
— Даже не спрашивай. Из сарая в яму, из ямы в сарай. Так и молодость минула.
— Оллмотт официально признал Нэнада Пятнадцатым Командором, — с гордостью сказала Сения Кригг, — сам, значит, Наместник при младенце, а Нэну в прежние времена называли бы регентшей. Неплохая карьера для падшей женщины, правда?
— Правда, — рассеянно согласилась Фобия, — а что Антонио?
— Ушел вслед за тобой. Сказал, что попробует найти хотя бы младшую Грин, раз старшая сбежала.
— Как же вы вдвоем с ребенком?
— Почему вдвоем? — удивилась Сения Кригг, — Соло был, пока Оллмотт за нами не прислал. А потом тоже ушел, горемычный. Повесился, поди.
— Как повесился? — поразилась Фобия.
— Так он после твоего отъезда так горевал, что переломал половину лагеря к чертям собачьим.
— Сения Кригг! Что за выражения!
— Послушала бы ты с моё, — наставительно сказала женщина, — ну иди же, Оллмотт ждет тебя.
Бывший белатор, фальшивый психолог, а ныне временный глава правительства страны-победителя сидел за огромным столом, погрузившись в какие-то бумаги.
— Скучно, — пожаловался он, не поднимая головы, — давай.
Фобия протянула ему правую руку, и Оллмотт провел по ней какой-то кисточкой. Штампик с цифрами медленно таял на коже.
— Свободна, — проинформировал Наместник, — вот документы. Деньги нужны?
— У меня внутри осьминог, — напомнила Фобия, — мы будем с ним грабить банки.
— Если хочешь…
— Неа, — она улыбнулась, — мне нравятся мои фобии.
Он снова склонился над бумагами, давая понять, что разговор окончен. Фобия направилась к выходу и уже у самой двери услышала сухое «спасибо».
Она задержалась в резиденции совсем ненадолго
