– Ой! – повернувшийся ко мне что-то сказать «батя» вдруг рванул с переднего сидения назад, одновременно крича во все горло. – Газу! Газу, мать твою!
Тут же спереди и сзади нас начали колотить пулеметы, превращая в решето и грузовик охраны, и передовую машину сопровождения. Патроны винтовочного калибра с детского расстояния в полсотни метров прошивали на раз тонкий металл машин, поражая сидевших внутри и корежа внутренности двигателя.
– Гони! – шофер уже вжал педаль в пол, и заревевший диким зверем тяжелый «Паккард» едва не прыгнул вперед, как фальшивый обходчик открыл стрельбу. – Димка!
Последнее, что я увидел перед выстрелом этого выкидыша гранатомета и прыжка на меня «бати», было яркой вспышкой сгорающих пороховых газов. Почти сразу по машине нечто ударило с чудовищной силой, бросая ее на несколько метров в сторону и вырывая из нее целый кусок металлической поверхности.
– …ка! Димка! Ты слышишь меня?! – из забытья меня вытащил хриплый голос Михайловского. – Да очнись ты, черт тебя дери! Димка! Очнись, миленький! – и в голосе слышалось столько боли и безысходности, что я попытался собраться. – Ну вот, миленький… Давай, давай.
Я открыл глаза и сразу же уткнулся в его бледное, без единой кровинки, лицо. Тяжело дыша, он пытался мне что-то вложить в руку.
– Соберись, сынок, – я перехватил его руку и почувствовал характерную тяжесть пистолетной рукоятки. – Возьми… Слышишь, со всех сторон обложили нас, твари.
И спереди, и сзади продолжалась активная стрельба. Судя по всему, часть моего сопровождения то ли из грузовика, то ли из первой машины уцелела и сейчас суматошно отстреливается.
– Слушай… внимательно, – слова ему давались с трудом. – Сейчас выходи из машины и ползи в сторону железки. Стреляют с противоположной стороны. Доползешь до первых деревьев и забейся под какой-нибудь корень, – от тяжелой отдышки Михайловский замолчал и смог продолжить лишь через несколько минут. – По лесу не бегай, не ори и, ради бога, не пали во все, что движется… Противник у нас опытный. В два счета тебя спеленают… Спрячься и сиди… Стрельбу должны услышать, и наши здесь скоро должны быть… Иди, иди.
Только сейчас я обратил внимание, что взятый у него пистолет был липкий от крови.
– Куда попали? – не давая ему закончить, я попытался перевернуть его на спину.
– Уходи, сынок, – «батя» из-за пазухи тянул другой пистолет. – Тебе нельзя попасть в руки врага. Уходи! – рука его вцепилась мне в ворот и притянула к нему. – Уходи, слышишь?! Я отвлеку их…
Я осторожно отцепил его пальцы и несколько секунд пристально смотрел на него, стараясь запомнить черты лица. Судя по утихающей стрельбе, наши шансы уцелеть в этой засаде приближались к нулю. Тут же, словно чувствуя, что мы больше не увидимся, Михайловский нащупал мою руку и… после тяжелого вздоха затих.
«Все, приехал…» Я растерянно смотрел то на лежавшего без движения «батю», то на сразу же за ним развороченную боковину автомобиля. Бронебойный заряд вырвал почти полуметровый кусок из середки, а все остальное просто вмял внутрь, отчего эта часть «Паккарда» представляла собой сплошные железные заросли. «Умер… Б…ь!» Со смертью «бати», с которым я за это короткое время сильно сблизился и который по-настоящему заботился обо мне, я совсем растерялся. Паники добавлял и переданный им пистолет в липкой холодной крови. «Походу, и мне амбец!»
Растерянно переведенный взгляд в переднее окно, стекло которого частью вымело, словно метлой, частью рассыпало впереди стеклянным крошевом, выхватывал десятка полтора темных фигурок в камуфляже. Свет качающихся на ветру фонарей переезда был неровным и выхватывал все время то одну группу диверсантов, то через секунду уже другую. Они ходили между двумя машинами сопровождения и добивали лежавших бойцов. То и дело слышались экономные очереди на два-три патрона, от которых я всякий раз резко вздрагивал. Было ясно, что нападавшие зачищают оставшихся в живых и через несколько минут займутся самым лакомым кусочком – товарищем Сталиным, как они думают.
И только это до меня дошло, я едва не подпрыгнул на своем месте. Сердце забухало с такой силой, что меня начало трясти.
«Черт! Черт! Черт! Валить надо! – со стороны «бати» было не выбраться, с моей дверь заклинило; оставался лишь один выход – заднее стекло. – Б…ь, соберись! Страшно-то как!»
Наконец я решился. Выстрелы становились все реже, а голоса диверсантов раздавались все громче. Вдобавок на самом ближнем к переезду фонаре с хлопком разлетевшихся осколков стекла взорвалась лампочка, и сталинский «Паккард» и прилегающая к нему территория погрузились в темноту. Словом, медлить было нельзя.
Я еще раз огляделся. «Пальто придется сбросить. В нем не пролезу. Пистолет “бати” однозначно беру… А это у нас что?» Мой шарящий взгляд упал на плотную котомку, валявшуюся в ногах у «бати». «Ха! Да это же мои подарки для Верховного! Мои крохи! Как же вы вовремя подвернулись! Мои крохотулички! Остались спички… Мои бомбочки ведь нужно чем-то поджечь». К счастью, в одном из карманов Михайловского оказалась зажигалка. Я просто совсем забыл, что он был курящим.
Мой план был не замысловат, а точнее элементарен. Осторожно выбраться из автомобиля и дождаться, когда большая часть группы начнет подходить к «Паккарду». После этого кинуть пару-тройку, сколько удастся, свето-шумовых гранат и под прикрытием поднявшейся неразберихи свалить в сторону леса, где и попытаться спрятаться. Естественно, этот план совершенно никуда не годился, так как в нем были десятки допущений… Если вся диверсионная группа соберется вместе, если мне удастся незаметно выбраться из машины, если мои поделки действительно окажутся реально действующими, если меня не заденет шальной автоматной очередью.
К счастью для меня, все сложилось более чем удачно. Как говорится, новичкам или дуракам везет! В моем случае очень похоже, что речь именно о дураке.
Стащив с себя пальто и скинув шапку, я в одном свитере ужом проскользнул в заднее окно и юркнул за багажник. Отсюда мне оставалось наблюдать за цепью бредущими диверсантами, которые дорогу и лежащие тела подсвечивали себе фонариком. Еще тяжелее было ждать нужного момента, когда они начнут подбираться ко мне ближе. Неправильно выбранная секунда для броска гранат могла стать для меня роковой.
«Вот же, б…ь! Спрятался, называется, от войны…» Одетого лишь в тонкий свитер и брюки, меня начинало ощутимо колотить. Хотя грешить здесь лишь на один холод было неправильно. «Охренеть, ведь не на фронте грохнут. А если бы в кортеже был Верховный? Действительно настоящие отморозки!»
Пальцы с зажатой в них зажигалкой уже закоченели, и мне пришлось их чуть ли не в рот засунуть, чтобы они окончательно не превратились в ледышку.
«Подходят». Мечущиеся по земле светящиеся пятна от фонариков становились все ближе и ближе. «Секунд десять и все…»
В этот момент
