Экипаж парохода наблюдал за тренировками с интересом, а за Кириллом – с доброжелательным сочувствием. «Умнику» старались положить побольше еды – Кирилл внезапно обнаружил, что стал очень много есть, по сравнению с тем, что удавалось запихнуть в питомца Любови Леонидовне, объем увеличился втрое – а еще уступали место рядом с гитаристом.
Музыка – сейчас, когда рядом не было больше веселой бойкой Лары, – стала единственной отрадой. Благо, упрашивать гитариста не приходилось, сам в каждую свободную минуту к инструменту прилипал. Не пел – просто перебирал струны, что-то наигрывая.
– Откуда ты столько мелодий знаешь? – спросил как-то Кирилл.
Музыкант пожал плечами. Кажется, не очень понял вопрос.
– Я песни знаю. Диски слушаю, мне ребята притаскивают. А это – так… Само играется.
Больше всего экипаж любил песню про крейсер «Аврору».
– А это – из какого фильма? – заинтересовался Кирилл.
Как выяснилось еще в начале похода, вкусовые особенности Германа и Любови Леонидовны разительно отличались. Кирилл не смотрел и десятой доли сериалов и блокбастеров, на которых, стараниями Германа, выросли адапты. А те кривились при упоминании спутником кинолент, которые считала подходящими для «детского просмотра» бункерная наставница.
Ответил Кириллу Сашка.
– Ни из какого, глушь ты дремучая! Просто, песня старинная.
Сашка считался в отряде «молодым» – был взят на замену кого-то из убитых около года назад. Он воспитывался не у Германа, вырос в Купавне. Отличала парня обостренная зоркость и насыщенный – даже по адаптским меркам – лексикон. Дома Сашка работал на лесопилке. Такой замысловатой матерщины Кирилл даже от Рэда не слышал.
А еще Сашку, единственного из парней, в родном поселке дожидалась девушка. При обмене товарами Лара помогала Сашке выбирать подарки для любимой – то браслет, то сережки, то бусы. Парень подходил к процессу выбора серьезно.
«Понравится Анюте? – вертя в руках очередной гостинец, допытывался у Лары он. – А? Как думаешь?»
Джек над «женихом» вдохновенно насмехался, тот беззлобно отругивался.
– Этой песне лет, может, сто, а то и больше, – разъяснил про «Крейсер „Аврору“» Сашка. – Дядя Юра – шкипер, у которого Капитан по детству жил, – когда молодой был, этот самый крейсер видал. Не на ходу, конечно – остов один. Стоял, говорит, в каком-то большом городе – у берега, для красоты. Лазишь по нему, а вокруг музыка играет. Шибко дяде Юре понравилась. Он и пароход потом так назвал.
Экипаж, судя по всему, симпатии покойного шкипера разделял. «Крейсером „Авророй“» Музыкант начинал концерты, и им же заканчивал.
Дремлет притихший северный город,– печально-сурово выводил Музыкант.
Низкое небо над головой…Что тебе снится, крейсер Аврора,В час, когда утро встает над Невой?– Бункерный, – тихонько позвала однажды Олеся. – А что значит, «Аврора»?
– Римское имя богини Эос, – объяснил Кирилл. И тут же понял, что ничего этой фразой не объяснил. – В древней мифологии так звали богиню утренней зари, – поправился он. – По-гречески – Эос, а по-латыни – Аврора. Древние считали, что златокудрая Аврора, поднимаясь над землей на смену ночи, разливает вокруг утренний свет.
– Круто, – решила Олеся. – Небось, боялись эту бабу древние.
– Почему?
– Ну а как? Встанет, да спалит всех на фиг. Потому и крейсер так назвали. Это ж боевой корабль, дядя Юра рассказывал.
Кирилл не стал поправлять Олесю.
Ушедший мир – таким, каким он был до того, как все случилось, – помнили в Бункере. А адапты жили сегодняшним днем. И о некоторых вещах рассуждали порой самым неожиданным образом.
Глава 16
Пермь – Екатеринбург – Талица (580 км)
Место, где пароход причалил и высадил пассажиров, Пермью называлось условно. Как и в прочих нефтедобывающих районах, в день, когда все случилось, здесь горел даже воздух. Здания, машины, деревья – все живое и мертвое выгорело на много километров вокруг.
Уцелел Екатеринбург, не пострадавший ни от пожаров, ни от наводнения. Под руководством бодрого мужчины по имени Александр Викторович поселок жил и процветал. Занимались в нем не только сельским хозяйством – сумели восстановить плавильные печи и заново проложить железнодорожную ветку, ведущую когда-то в Пермь. Сейчас, не доходя до оставшегося от города пепелища, пути сворачивали к речному причалу.
Ветку восстанавливали в восточном направлении – екатеринбургский глава мечтал, обогнув выжженную дотла Тюмень, соединиться с полотном, которое должно было остаться от знаменитого Транссиба, однако уцелело ли оно, доподлинно никто не знал. Дальше Талицы екатеринбуржцы не заходили – изначально Александр Викторович бросил все силы на то, чтобы проложить дорогу на запад, очевидно было, что в первую очередь прорываться нужно туда, а не в сторону уничтоженной пожаром Тюмени. Восточная дорога от неупотребления заросла лесом. Телегу и лошадей предусмотрительно оставили в Нижнем.
В Перми пароход встречали. С помощью экипажа и отряда баржу разгрузили и заполнили товарами, привезенными на обмен, после чего с пароходной командой отряд распрощался. Только Тоха со шрамом – на «Авроре» парня называли «казанский» – сошел вместе с ними. Видимо, сумел-таки убедить Рэда в своей полезности.
По железке ходил паровоз, тянувший два вагона – товарный и пассажирский. Кирилл паровоз с интересом обследовал, однако больше всего грела мысль о том, что уж здесь-то, в вагонной тесноте, неутомимая Олеся поутихнет. Как бы не так!
Отжиматься, приседать и стоять «под утюгом» пришлось в полупустом товарном вагоне. Естественно, перебираться туда из пассажирского нужно было на полном ходу, да еще прикладывать массу усилий к тому, чтобы при выполнении упражнений сохранять равновесие – состав ощутимо качало. Посему путешествие прошло незаметно. После тренировок Кирилл падал едва ли не замертво и под стук колес мгновенно засыпал.
Зато в Екатеринбурге отряд разместили на ночлег по-королевски, в просторной спальне с новенькими ставнями. А потом отвели в баню – где было замечательно светло, работал душ, а на полочке лежало чудесно пахнущее мыло. Еще раздеваясь в предбаннике, Кирилл заметил зеркало – большое, в полный рост. Специально плескался дольше других и вышел, когда в раздевалке никого не осталось. Наскоро вытершись, подошел к зеркалу.
В последний раз смотрел на себя еще в Бункере, то есть почти два месяца назад. И тогда дверца стенного шкафа в их с Олегом комнате отражала болезненно-бледного, узкоплечего подростка с аккуратно причесанными темными кудрями. Подросток неизменно был одет в застегнутую на все пуговицы рубашку, шерстяную безрукавку поверх и опрятные брюки.
Сейчас из зеркала на Кирилла смотрел малознакомый, почти голый, если не считать полотенца, парень. Кожа у парня была по-прежнему светлой, без адаптской коричневости, однако бледной уже не выглядела. Потому что все тело покрывали ссадины и разнокалиберные синяки самых неожиданных цветов – от желтого до фиолетового.
Кирилл с удивлением разглядывал синяки и думал, что понятия не имеет, откуда взялось большинство из них. А ведь когда-то, в Бункере, каждая царапина становилась событием. Повернувшись боком, заметил на
