– К Марте за вкусняшками?
Я кивком головы указал на оранжевую бесовку. Мой пёс крайне вежливо пнул её тяжёлой лапой, в тот же момент мы были перенесены в белый коридор Системы.
Двое бесобоев на лавке приветствовали нас крепким рукопожатием. Одного сразу вызвали в офис, а второй, немолодой мужчина в семейных трусах, стоптанных тапках, с испитым, невыспавшимся лицом и большущим крестом под застиранной синей майкой, тихо заговорил мне на ухо:
– Слыхал, поди, как Якутянку-то прижали? Поелику, ушла она. Нет её более. Давеча капитан дальнего плавания из Таллина хвастал, что-де пришла она к нему, покаялась, рыдала, божилась, что ни одному бесогону впредь и зуба единого не покажет.
– Ух ты, – старательно удивился я.
– Апосля как бы у них в каюте капитанской непотребство срамное приключилось! Вроде как неутомимая она, аки кобылица, а он всё одно её шесть раз объездил! Нет, запамятовал, семь раз! От оно какие чудеса-то в миру творятся…
Гесс старательно грел ушки, но, кажется, мало чего понял. Если бы до него дошло, что кто-то там из Таллина пытается перевести себе на счёт призовые баллы за наши заслуги, то нашёл бы этого болтливого капитана и откусил ему то, чем он хвастался. И нет, это не язык.
– Следующий!
Мужчина в майке опустился на колени прямо перед дверью, широко перекрестился, стукнулся три раза лбом об пол и только после этого встал, осторожно касаясь дверной ручки. Странный тип, но каких только людей не бывает в Ордене бесогонов. Система придирчиво отбирает практически всех, кто способен видеть нечисть и готов давать ей отпор, а вот сложность задания определяется уже исходя из сил и опыта каждого индивидуума отдельно. Возможно, нам ещё дают не самые сложные.
– Тётенька Якутянка больше не придёт? Я её кусь не успел…
– Уверен, что у тебя ещё будет шанс.
– Ты добрый, лизь тебя!
– Следующий!
Мы встали и прошли в офисный кабинет, где за рабочим столом восседал чёрный ангел в строгом сером костюме-тройке. На его набриолиненном проборе могла бы поскользнуться любая блоха и сломать себе ногу. В глазах Дезмо читались презрение и скука.
– Агент Фролов, для вас есть…
– И Гесс, не обижай собаченьку!
– Агент Фролов и его доберман Гесс, – без малейшего раздражения поправился он, – для вас есть задание. Вторая мировая война, оккупированный фашистами Париж, мастерская испанского художника Пабло Диего Пикассо. Бес гордыни и чрезмерной храбрости. Ваша задача – спасти гения от него же самого.
– Имеется в виду история с «Герникой»?
– Да. Но в целом всё тоньше, как вы помните (если помните, конечно), Адольф Гитлер (сам несложившийся художник) ненавидел абстрактное искусство, считая его первым признаком разложения нации. А именно в этот исторический период Пикассо почти отошёл от реализма, полностью посвятив себя новым течениям.
– Ничего не понял, – жалобно обернулся ко мне мой пёс. – Кого кусь-то?
– Марту, – ответил ему Дезмо. – Она отвечает за это задание и встретит вас уже в мастерской. Постарайтесь, чтоб девушка не пострадала. Надеюсь, хоть с этим вы способны справиться?
Чёрный ангел закончил речь риторическим вопросом и нажал на клавишу компьютера.
В общем, из светлого офиса Системы неведомая сила неумолимого прогресса научной мысли перенесла нас в сумрачный холодный коридор неизвестного дома. Пахло варёной картошкой, сыростью и несвежим бельём. В конце коридора светилось небольшое окно, где в утреннем мареве угадывались классические пропорции Эйфелевой башни.
– Мы в Париже. – Я сентиментально выдохнул облачко пара. – Город влюблённых, вина и сыра!
– А мясико?
– Мясо по-французски тебе понравится. Э-э…
На меня смотрел мой доберман в той же зимней шапке со звездой и фуфайке. То есть его никак не изменили, а кто же сейчас я?
– Ты Тео, мой любимый хозяин и друг! Я хороший мальчик? Погладь мой зад.
Так, значит, на этот раз Дезмо даже изменение личин для нас не обеспечил. И это при условии, что мы находимся в центре города, захваченного войсками Третьего рейха. Да каждый второй немецкий офицер только и мечтает, как заполучить себе благородную собаку герра Добермана в форме белорусского партизана! Ну вот и как прикажете этого гада с крылышками потом называть?
– Идём?
– Куда?
– К Марте. – Гесс уверенно мотнул мордой в сторону одной из дверей. Ни номера квартиры, ни таблички там не было, но и не доверять чуткому носу моего напарника тоже глупо. Если он утверждает, что она там, значит…
Я вежливо постучал в дверь.
– Qué diablos?![3]
– Доброе утро, месье Пикассо! – прокричал я, надеясь быть услышанным. – Откройте, пожалуйста, у нас неотложное дело!
– У вас? Вас там много?
– Двое, я и мой пёс.
– А-а, так что же вы сразу не сказали, что с вами собака. – В двери раздался скрежет поворачиваемого ключа, и мы вошли в чуть более отапливаемое помещение.
Ну как, градуса на два теплее, чем в коридоре, пар изо рта почти не вылетал. Ключевое слово «почти». Мастерская была достаточно просторной, поэтому маленькая чугунная печь никак не могла её спасти, два стула, табурет, узкая кровать в углу, стены почти от потолка и до пола увешаны картинами, от ярких цветов и сумасшедших линий пестрело в глазах…
– Пабло Диего Хосе Франсиско де Паула Хуан Непомусено Мария де лос Ремедиос Сиприано де ла Сантисима Тринидад Мартир Патрисио Руис и Пикассо, Малага, Испания. Чем обязан?
– Федя, из России, – скромно представился я. – Можно Тео, это для своих.
– О, рот фронт! Вы тоже боретесь с фашизмом. – Великий художник, уже активно лысеющий, с двухдневной щетиной на подбородке и пронзительными карими глазами в обрамлении длиннющих ресниц, протянул мне руку. Я пожал её, на пальцах остались следы синей масляной краски.
– Прошу прощения, что вынужден отрывать вас от творчества, но… – Вот только тут я заметил Марту. Декарт мне в печень, она позировала маэстро!
Одетой, разумеется. Холодрыга же! Толстое шерстяное платье ниже колен, вязаные чулки, платок на плечах, короткие сапожки, волосы распущены, рядом валялись листы бумаги с эскизами тушью, а на стареньком мольберте уже был набросан углем предварительный рисунок на холсте. Очень, я бы сказал, авангардный…
– Dios mio[4], какой великолепный зверь! Что это за порода?
– Доберман, – ответил я, пытаясь незаметно привлечь внимание своей девушки, но…
Рыжая нахалка демонстративно вздёрнула носик, не удостоив меня даже взглядом. Как же, теперь она не абы какая сотрудница в офисе Системы, а натурщица самого известного художника двадцатого века! Это же по факту прямой билет в бессмертие.
– Я хочу его нарисовать! Если бы только я знал о нём раньше, этот пёс занял бы своё место в «Гернике». – Пылкий Пабло Диего (можно не называть его полного имени, всё равно никто не запомнит?) бросился к кровати, доставая из-под подушки пачку бумаги.
– Вообще-то мы по делу.
– Потом, всё потом! Сядьте куда-нибудь, поговорите с мадемуазель, не мешайте мне!
Гесс покосился на творца, понял, чего от него хотят, стянул передними лапами шапку с головы и уселся на пол, принимая горделивую позу.
– Он совершенен! – едва не заплакал художник,
