– Это все верно, – согласился я. – Но Жан Бушон не выступал против Аттилы, его не было в войске Жанны д'Арк, он не гнал немцев. К тому же «Отрадно и почетно умереть за отечество», – сильно сказано, если учитывать известные нам факты.
– Как? Разве мсье не видит, как великолепно передан патриотизм?
– Признаю, но не вижу для этого оснований.
– Что основания? Главное – чувство.
– Но ведь статуя поставлена не в честь Жана Бушона, который умер за свою страну, а, извините меня, в банальной драке. И, затем, здесь неверная дата. Он умер в 1869 году.
– Всего-то год разницы.
– Да, но в результате этой ошибки, плюс цитата Горация, в отношении к этой статуе, кто-то может подумать, что Жан Бушон погиб при попытках немцев снова взять Орлеан.
– Ах, мсье, покажите мне того человека, который, глядя на статую, рассчитывает увидеть в ней абсолютную правду по отношению к умершему?
– Но ведь в данном случае в жертву приносится истина! – возразил я.
– Жертва – это великолепно! – сказал официант. – Нет ничего более благородного, более героического, чем жертва.
– Но не в том случае, когда в жертву приносится истина.
– Жертва – всегда жертва.
– Хорошо, – сказал я, понимая, что спорить бесполезно, – безусловно, это великое произведение, созданное из ничего.
– Не из ничего; а из тех монет, которые Жан Бушон украл у нас, чтобы хранить их в своем гробу.
– Он больше не появлялся?
– Нет, мсье. Хотя… Да, один раз, когда устанавливали статую. Это делал наш patron. Кафе было переполнено. Присутствовали все наши постоянные клиенты. Хозяин произнес великолепную речь; он говорил о моральных, интеллектуальных, социальных и политических заслугах Жана Бушона. Никто не удержался от слез, даже он сам. И вот, когда мы стояли, окружив статую, – я тоже стоял и тоже отчетливо видел, подобно многим другим, – я видел Жана Бушона. Он стоял прямо напротив статуи и пристально ее рассматривал. Я отчетливо видел его усики и бакенбарды. Хозяин кончил говорить, вытер глаза и высморкался. Настала мертвая тишина, никто не произнес ни слова. Мы застыли в благоговейном молчании. Прошло несколько минут, Жан Бушон обернулся к нам, – мы все видели его пухлые бледные щеки, толстые чувственные губы, сломанный нос, маленькие, как у свиньи, глазки. Он никак не походил на свой идеализированный портрет, так что с того? Главное – он был полностью удовлетворен. Стоя к нам лицом, он повернул голову вправо, затем влево, одарив нас тем, что я назвал бы самодовольной улыбкой. Поднял руки, словно бы призывая на нас благословение, и исчез. С тех пор его никто не видел.
2. Блеск и суета
Полковник Маунтджой получил назначение в Индии, требовавшее его постоянного присутствия там. И потому он был вынужден отправить обеих своих дочерей, еще совсем девочек, в Англию. Жена его скончалась от холеры в Мадрасе. Девочек звали Летиция и Бетти. Разница в их возрасте составляла год, но они были настолько похожи, что их зачастую принимали за близнецов.
Летиция была определена к мисс Маунтджой, сестре ее отца, а Бетти – к леди Лейси, тетке со стороны матери. Конечно, их отец хотел бы, чтобы дочери его были вместе, но могли возникнуть определенные трудности, поскольку ни одна из дам не смогла бы справиться с обеими девочками, поэтому их разделение было сочтено за меньшее зло.
Когда девочки подросли, их внешнее сходство стало еще более поразительным, в то время как характер разительно отличался. Летиция стала нелюдимой, вспыльчивой, с неприветливым взглядом, в то время как Бетти отличалась открытостью и жизнерадостностью.
Это отличие имело своей причиной их воспитание.
Леди Лейси, владевшая маленьким домиком в Северном Девоне, была доброй старой леди, обладавшей большими познаниями, добродушием и при этом решительным характером. Она принадлежала к высшему обществу, и приложила все старания к тому, чтобы Бетти получила хорошее образование, научилась изящным манерам и приобрела взгляды на жизнь, свойственные культурным независимым женщинам. Она не отдала ее в школу, но занималась с ней дома; причем под предлогом слабого зрения и невозможности самой читать по вечерам, она просила девушку почитать ей те книги, которые увеличивали ее знания и расширяли кругозор. Леди Лейси стоически переносила маленькие капризы, и под ее влиянием Бетти выросла честной, здравомыслящей и целеустремленной.
Другая воспитательница, мисс Маунтджой, была настоящей Киллджой, как метко прозвала ее Летиция. Выросшая под влиянием секты Клэпхема, она стала нетерпимой к взглядам, отличавшимся от ее собственных, отличалась узким кругом общения и обладала массой предрассудков.
Нынешнее поколение молодых людей имеет слабое представление о той системе воспитания, которая применялась по отношению к их родителям. Старая и нынешняя системы диаметрально противоположны, а потому нельзя не испытывать омерзения и отвращения, оглядываясь назад.
Для той, чрезвычайно ограниченной, школы, существовали только две категории мужчин и женщин: христиане и миряне, и те, кто ее приветствовал, усвоили себе ее прежнее название. Страшный Суд уже начался отделением овец от козлищ, а последователи секты считали себя святыми, которые будут судить мир в новом Иерусалиме – Клэпхеме.
В этой школе были запрещены произведения таких великих мастеров английской литературы как Шекспир, Поуп, Скотт и Байрон; никакой плод фантазии не допускался к изучению, за исключением Апокалипсиса, и уж конечно же не имело смысла полемизировать с писаками, подобными Эллиоту и Каммингу.
Никаких развлечений, под которыми понимались даже оратории Генделя, не допускалось; они принадлежали миру. Их задача заключалась в миссионерской деятельности. Китайские родители заключали ноги своих дочерей в колодки, чтобы они оставались маленькими, английские последователи секты заключали в колодки умы своих детей. Венецианцы сажали преступников в железные клетки, прутья которых постепенно сжимались, лишая, в конце концов, заключенного жизни. Последователи секты заключали своих сыновей и дочерей в школы, лишавшие их силы и разума до самой смерти.
Диккенс изобразил их в карикатурном виде – это миссис Джеллиби и мистер Чадбенд; но он представил их только внешне, оставив нетронутым их действия, калечащие молодые умы, отнимающие волю, лишающие жизненной энергии.
Но результат нисколько не оправдал ожиданий тех, кто возвел в абсолют эту систему воспитания молодых. Некоторые девушки, действительно, обладая слабым характером, становились жертвой такого воспитания, но почти все юноши, как и большинство девушек, вырвавшись на свободу, в корне меняли прежний образ жизни на, если можно так выразиться, более легкомысленный, или же, если у них сохранялись религиозные устремления, следуя замысловатыми путями через англиканскую церковь, оказывались в объятиях Рима.
Такова была система, воздействию которой подверглась резвушка Летиция и от которой не было спасения. Следствием было то, что она рвалась из этих цепей и часто обижалась на свою тетку.
– Тетя Ханна! Мне хочется чего-нибудь почитать.
Спустя время, после возражений и презрительных отказов, ей было разрешено прочитать Мильтона.
– Мне очень понравился Комус, – сказала
