— Ты же понимаешь, что если продолжим, то я уже не сдержусь, — охрипший голос с примесью отчаяния прозвучал очень тихо, но горничная всё равно его услышала.
Она не могла ему ответить абсолютно ничего. Всё девичье тело горело, жаждало прикосновений, ласки, разрядки, которой ей так не хватало. Эрестер хотела продолжить, но не смогла пошевелиться — бессмертный стиснул её и не собирался отпускать. Он не мог позволить себе сорваться и превратить первый раз его малышки в несдержанный выброс эмоций, подкреплённый диким животным желанием. Да, это похоже на мазохизм…
«Чёрт, я должна признаться ему! Я должна всё рассказать… Мне больно от того, что обманываю его. Кроули так сдерживается ради меня, а я веду себя как последняя сволочь — хуже Молоха…»
— К-кроули, я…
— М-м, говори…
— Я-я…на самом деле… в общем… брыкаюсь во сне, — выдала Вайлет и крепко стиснула зубы от злости на саму себя. Она считала себя никчёмной и жалкой.
— Правда? Мне плевать, ведь я люблю тебя.
Голубые глаза широко распахнулись и наполнились слезами. Всё хрупкое тело задрожало, словно листик на ветру, и из глаз потекли горячие слёзы. Вампир удивлённо отодвинулся, не понимая причину такой реакции. Девушка не плакала уже очень долго. Она сдерживала себя всё это время? Нет, ей просто было плевать на окружающих людей и события, происходившие вокруг неё. Равнодушие стало занимать огромное место в её холодном сердце. Так было до встречи с Юсфордом… Он признался ей в любви и остатки ледяных оков рухнули — разлетелись на мелкие кусочки, открывая место для других эмоций и чувств.
— Спасибо тебе, Кроули, — шепнула Эрестер и крепко обняла мужчину, не собираясь его отпускать.
Она знала, что не заслуживает такой любви и от этого очень страдала, сгорая изнутри от чувства вины. Вампир обнял смертную в ответ, не проронив ни слова. Он подумал, что это слёзы радости, но никак не адской душевной боли…
Heu conscienta animi gravis est servitus*
₰₰₰
Брюнет запивал свой завтрак сладким зелёным чаем, одновременно поглядывая на Итару, которая до сих пор смеялась над мальчиком: он уронил на себя целую тарелку омлета, спотыкнувшись об ковёр. Тоширо надул щёки и отвернулся, что-то бурча себе под нос, как старый дед.
— Ладно тебе, с кем не бывает, Тоши… Я тоже часто падаю, знаешь же. Просто это было очень неожиданно и смешно, — Миями еле сдерживала улыбку.
Вскоре хорошее настроение девушки сменилось самой настоящей паникой. Блондинка вскочила и подлетела к упавшему ребёнку, который захлёбывался собственной кровью. Его всего трясло, а приглушённые крики боли так и вырывались из груди, словно нескончаемый поток.
— Кто-нибудь, на помощь!!! — синеглазая кричала так громко, как могла. Она пыталась помочь юнцу, но всё было тщетно. Девушка даже подумать не могла, что его отравили…
Осана, наблюдавшая из-за угла, нервно сглотнула и медленно сползла по стене, впиваясь пальцами в волосы. Позже она прикрыла уши, чтобы больше не слышать этих отвратительных воплей мальчишки.
— Чёрт, неужели яд не сработал… Он должен был подействовать мгновенно… Что я наделала…
Этот поступок был роковой ошибкой, совершённый глупой трусливой девчонкой. Она хотела уберечь себя, а в итоге только подставила. Любовь затуманила её рассудок? Нет, это был банальный человеческий страх…
До конца осталось 28 дней
Примечание к части:
* Хуже рабства - угрызения совести.
27. Любовь так порочна
Сердца стук. И тишина.
Пополам мир разделился.
Он один. И я одна.
Мир в тумане мне приснился.
₰₰₰
В то время, когда удушливый зной летнего денька, словно морской отлив, медленно, но бесповоротно убегает прочь, всё как будто замирает. Жёлтое, ослепительно яркое солнце меняет свой цвет и оттенок на более мягкий и теплый, который, словно невесомая шаль, укрывает всё вокруг. Вся природа в закатных лучах чудесным образом преображается. Зелёный цвет растений становится все насыщеннее. Всё живое, которое вело активную деятельность днем, готовится ко сну. Именно в такой чудный вечер Кроули решил устроить своей малышке сюрприз.
Вайлети сидела на балконе и смотрела вдаль на заходящее солнышко, периодически поглядывая на накрытый столик. Девушка невинно улыбалась, блаженствуя от мимолётной внутренней гармонии. В последнее время на неё столько всего навалилось, что голова готова была взорваться. Хорошо, что Юсфорд решил устроить романтический вечер, видя, как страдает его любимая. Он не знал причину её замкнутости и гадал, почему же Эрестер плакала в тот день. Всё было так сложно, что аристократ решил разрядить обстановку и поговорить по душам.
Кроули давно не испытывал таких нежных чувств, да и не должен был, ведь равнодушие, безэмоциональность — своеобразная плата за бессмертие. Мужчине хотелось столько всего рассказать девушке, чем он и занимался в последние дни, а Вай лишь молчала и улыбалась, изредка добавляя язвительные комментарии. Юсфорд не мог раскусить её, и это угнетало. Она оставалась такой загадочной и недосягаемой, словно звезда на необъятном небосклоне. Основатель считал её слабой, хрупкой, но крайне необычной. Порой её хладнокровию мог позавидовать даже вампир, а от леденящего душу взгляда сердце уходило в пятки.
— Вайлет, присаживайся, — игриво произнёс аристократ, наполняя бокал вином.
Девушка без лишних слов присела на удобное кресло и аккуратно взялась за ножку бокала. Они чокнулись и улыбнулись, словно два подростка, флиртующих в первый раз. За увлекательной беседой влюблённые успели поговорить о многом, включая реакцию окружающих на их отношения. Кроули пообещал, что уладит любые проблемы и защитит Вай от невзгод… Голубоглазая лишь кивала и с печальным взглядом старалась улыбаться, не показывая, что борется со внутренними переживаниями и душевными терзаниями. Он говорил так искренне, что мужчине действительно хотелось верить, только вот смысла не было, ведь всем мечтам не суждено было сбыться — дыхание смерти уже почти настигло военную… Она слышала его всё отчётливее, особенно перед сном — изо дня в день одно и тоже. Вай готовилась погрузиться в кромешную темноту…
— … Ты недавно плакала из-за моих слов и даже не объяснила причину, но я и не стану спрашивать об этом. Пусть тайна так и останется тайной. Главное, что я хотел донести сегодняшним ужином, так это то, что я люблю тебя, Вайлети, — властное и до упоения сексуальное признание вызвало целую волну мурашек, стремительно распространившихся по юному телу. Вай захотелось рыдать и выть
