Посудина была значительно больше нашей, но совершенно не воинственного вида. Скорее она походила на большой отбившийся от основного конвоя, купеческий транспорт. Причем отбившийся уже давно. Уж очень у него был непрезентабельный вид.
- Это что? – спросил я у созерцающего окрестности Марафетуса.
- Табор.
- Какой табор? – не понял я.
- Кочевой. – пояснил умный негр. – Редко на глаза попадаются. Они безобидные, в наши дела не лезут, под ногами не путаются и ладно. Последний раз видели перед вашим похищением… Ляпнув это Марафетус закашлялся, но было поздно.
Вы видимо уже поняли, что вопрос, как Барм умудрился похитить нас с американской секретной базы волновал нас давно, но все время, что то мешало услышать правдивый развернутый ответ. А тут такая неожиданная пауза.
Прижатые к стенке, вернее к леерам ограждения Барм и Марафетус выложили все. А что им оставалось делать? «Клятва капитана» штука серьезная.
После того как «Белый кролик» ускользнул от временно оглохшего и ослепшего «Неспешного» и корабельный маг был награжден перед строем команды именной саблей и бутылкой рома, было принято решение о срочном, скрытом отходе на Восток, к заждавшемуся Синдбаду. Но вдруг на палубу прямо перед носом капитана упал обессиленный почтовый голубь с зажатой в клюве запиской. Прочитав ее, Барм не взирая на мольбы и уговоры Марафетуса, повернул корабль назад, прямым курсом к замку Пепина Короткого. Но капитан не собирался штурмовать замок, на бреющем полете, он подкрался к секретной американской базе и с огромным удовольствием понаблюдал за международным матчем – антиглобалисты против Зеленых беретов. Досмотрев сражение до конца, он с Марафетусом и парочкой матросов высадился в районе складов на десантном ковре самолете. Цель у десанта была одна – грузовик с журналами полными полуголых красоток, в которых так любит сниматься злодейка Мария. А я, на свою беду, прихватил один экземплярчик с собой. Тяга к чтению всего подряд, мне тоже когда-нибудь выйдет боком, так же как и Барму его алкоголизм. Капитан коварно следил за нами, а потом подбросил на кухню заколдованные яблочки.
Барм клялся, что собирался только забрать у меня журнал, но потом его словно бес попутал. Он бросил наши сонные тела на ковер поверху пачек с шедеврами американской полиграфии и потащил на корабль. Марафетус сказал, что бесов никаких в момент похищения он не видел, но что капитан вел себя очень странно – это точно. Нас с Кейси, сразу даже никто не хватился, мало ли куда могли отлучиться жених с невестой после такого побоища, а когда спохватились было уже поздно. Попав на родную палубу капитан, наконец понял, что сделал, но отступать было не в его традициях. Жадность взяла верх над осторожностью. Дальнейшее развитие событий вы знаете.
- Понимаешь, капитан, - я подвел черту под его рассказом, - кто-то все время искусно тобой манипулирует. Проще говоря, тебя используют втемную и держат за лоха!
- Однозначно! - подтвердила Кейси, - Фан-Фан Томас, ты теряешь квалификацию. Мне стыдно за французскую разведку.
Барм выпучил от возмущения глаза и широко открыл рот, собираясь возразить, но в это время к нему подошел матрос и что-то быстро сказал. Барм закрыл рот, жестом подозвал негра и быстро спустился в трюм.
- Что у них еще случилось? – тревожно спросила Кейси, взяв меня за локоть.
- Не знаю. – ответил я. – Кажется, матрос сказал, что Барму надо срочно взглянуть на яйцо.
- Чье? – выдохнула Кейси
- Птицы Рух!
- Надеюсь, мы не превратимся в летучий инкубатор.
- Цыплят по осени считают. – уклончиво ответил я, собираясь спуститься в трюм.
Глава 31 О хиромантии, цыганском ансамбле песни и пляски. регенерации на пике и пользе трофеев
- Куда спешишь, солдатик? – раздалось у меня за спиной. – Не торопись, поговори со мной, яхонтовый. Всю правду расскажу, ничего не утаю.
На леер ограждения, с наружной стороны, зацепилась самая настоящая цыганка. Ее громадная цветастая юбка и пестрая шаль громко хлопали на ветру, напоминая боевое знамя Великого Герцога Джона Лохматого. Не могу сказать, что я очень удивился. Я уже вообще перестал удивляться. Ну - цыганка, ну - взялась неизвестно откуда, подумаешь, невидаль! Может, это племя летающих цыган, кочующих в воздушных сферах. А что здесь такого? Если есть летающие лемминги, почему не может быть летающего табора? Ушли когда-то в небо и забыли вернуться. Здесь это в порядке вещей.
Цыганка без дела не простаивала. Ловко перемахнув через ограждение, она сцапала мою ладонь и вперилась в нее глазами. Острые и грязные ногти больно кололи мне руку. Из-под них, местами, торчали мелкие перья и остатки мошкары.
- Ждет тебя, касатик, дорога дальняя, опасная и многотрудная, - начала она сеанс прогнозов моего будущего. – А мешать на этом пути будет тебе король пиковый, могучий и страшный. Злобу на тебя затаил он великую, но остановить не сможет, потому, как у тебя есть сила тайная, самому еще не ведомая.
Я беспомощно оглянулся на Кейси, но она не спешила вмешиваться, с интересом наблюдая за полевой работой агента без номера, т.е. за мной.
- А еще, соколик, вижу у тебя жену – красавицу, писанную, красоты волшебной, сказочной. - Тут цыганка явно прокололась, Кейси даже приблизительно на красавицу не тянула. Может, она душевную красоту имела в виду? Но с духовным миром моей невесты я познакомиться не успел – некогда было, - И станешь ты солдатик в битвах закален, умом хитер и добьешься званий высоких, но - она задумалась, - натерпишься при этом….
Из трюма с озабоченным видом вылез Бармалеус. Он собрался, что-то мне сообщить, но замер, вытаращив глаза на цыганку. Его усы оторопело торчали вверх указывая на пролетавший над нами табор.
Корабль неведомым образом сменивший курс с параллельного на перекрестный жил своей повседневной жизнью. Хозяйки развешивали вдоль бортов свежее стиранное белье. В тишине далеко разносился звон кузнечных молотков и ржание коней.
… и вот когда выпадет тебе удача великая и победишь ты злодея, или может злодейку? – Цыганка снова поправила себя, – может быть, победишь, наступит радость великая и вспомнишь ты солдатик простую цыганку таборную. Но это когда еще будет, а позолотить ручку мне надо сейчас, поскольку вижу на тебе порчу черную…
От ее бормотания начало клонить в сон, но тут до меня донеслись звуки знакомой с детства песни. В ней задушевно пелось о шмелях, шастающих по камышам серых цаплях, парусах, путевых звездах и придурковатой цыганской дочери, которая махнула, не глядя в ночь, за любимым, по родству бродячей души. Странно, но все цыгане считают
