Лошади куда-то убежали… Где их теперь искать? Что вообще ему делать? Он вспомнил слова человека с кабаньей головой: оборотни не причиняют вреда тем, кого любят, но могут забыть, что они люди…
Были те, которые умели превращаться в зверей… Вчера мужчина-кабан сказал, что Эрик может обернуться белым медведем. В мальчике течет кровь северного зверя? Рыцарь сидел на земле, обхватив руками колени. Было слышно журчание струящегося где-то неподалеку ручья. Рев животного давно стих. И вдруг Ирвен отчетливо услышал тихие шаги – шаги человека. Он поднял голову: прямо на него, как будто руководствуясь каким-то чутьем, вышел подросток. Он был весь залит кровью, наг, дрожал всем телом. На его голове, через волосы, лоб и щеку, шла неглубокая зияющая открытая рана. На плече тоже был след лезвия ножа.
– О боги! Эрик!.. – Ирвен поднялся, чувствуя дрожь в ногах. Глаза его спутника были, как обычно, широко распахнутыми и голубыми-го-лубыми. Зрачок превратился в совсем маленькую черную точку. – Где твоя одежда?
- Не знаю, – шмыгнул носом мальчик. – Ты меня видел?
– Видел… А ты что, меня не узнал?
– Я ничего не помню… Очнулся сейчас – иду куда-то сквозь папоротники, весь в крови, ранен… И на тебя сразу наткнулся.
Ирвен снял куртку и закутал мальчика, начал стирать руками кровь с его лица.
– У тебя рана зияет, надо ее перевязать.
– Не надо ее перевязывать, – сказал Эрик. Голос у него был обычный, тонкий и звонкий. – Надо найти дерево с клейким соком и заклеить края пореза. Я знаю такие деревья…
Пока мальчик смывал в ручье кровь, Ирвен нашел его одежду. Эрик, вероятно, сбросил ее, повинуясь какому-то чутью, перед тем, как обернуться медведем. Принес ее купающемуся и пошел наверх. Выкопал две ямы: для тела брата прямо под дубом, где он прятался, а вторую в низине, в ельнике.
День клонился к вечеру. Эрик все-таки нашел дерево с клейким соком и принес стебель Ирвену, чтобы тот помог ему закрыть края раны.
– Тебе больно? – спросил моряк, сводя края кожи.
– Больно, – мрачно согласился мальчик.
– А чего не жалуешься?
– А чего жаловаться? Я о конях думаю. Как нам теперь их найти…
Словно услышав его, на поляну вышли лошади. Животные были напуганы, с ржанием бросились к людям. На их коже висели колючки и сухие ветви, как будто они пробирались через непроходимые заросли.
– Как пригнал их к нам кто-то, – задумчиво сказал Эрик. – Вечер уже… Ночуем здесь или дальше поедем?
– Куда ехать-то? – неуверенно спросил моряк.
– Куда-куда? Тебе же ясно сказали – на Монатаван.
Ландос, как всегда по утрам, прогуливался по восточной галерее. Остановился у крайнего проема и посмотрел на город, раскинувшийся как на ладони. Базарная площадь наполнялась народом. За последние несколько недель Вандервилль очень изменился. Простые холщовые одежды и серокоричневые накидки, в которые было одето большинство населения, пополнились яркими тканями и синими плащами воинов шаха. Люди столицы тоже стали предпочитать другую одежду: как будто по мановению волшебной палочки откуда-то появились красные, желтые, синие, зеленые платья, камзолы, блестящие плащи, новые шляпы… Всего одно лето, а какая разительная перемена в городе, в котором несколько месяцев назад произошел переворот. Неужели у людей появились деньги? Откуда?!
Да, деньги появились… Освобожденные от налогов люди смогли подправить свои жилища и побелить стены домов. Со всего Валласа понаехали торговцы, мастеровые. Женщины поменяли просторные балахоны на сшитые по фигуре платья, надели головные уборы. Даже запахи рыбы на улицах разбавились ароматами южных благовоний и цветущих акаций. В городе убрали грязь и расчистили завалы нечистот на узких улочках. Покрытый буйной зеленью и бело-розовыми цветами, пестреющий растениями на окнах, сам Вандервилль, казалось, поменял свою одежду – из черного стал красочным, ярким и веселым. И небо тоже будто оказалось ярче и выше.
Починили южные ворота. Теперь меняли дощатый причал в порту: черные гнилые доски заменяли свежими желтыми. На судах расправились новые паруса. Старые тачки заменяются новыми. Даже люди кажутся другими – бледные лица чаще подставляются солнцу и покрылись загаром. И питаться народ стал лучше…
Лето всегда приносит с собой достаток. Да и сам год явно благоприятствует расцвету. Ни один корабль не вернулся без улова, и он богат! В часы отлива изголодавшиеся за зиму горожане собирают на влажных морских камнях моллюсков, морских пауков, крабов, устриц, съедобные водоросли. В лесу появилось много косуль, и охотятся все, кто может держать оружие. Стали телиться коровы и мелкий скот. В степи много кроликов, их можно ловить хоть голыми руками. Такое впечатление, что боги вспомнили о существовании Валласа и решили побаловать его жителей. Погода установилась отменная: за все лето не случилось ни одного шторма, ни одной бури. Неужели действительно существуют эпохи благоденствия?.. И неужели такое время пришло в разоренный, нищий Вандервилль?
Покрывается земля молодой порослью трав и деревьев после зимы, восстанавливается почва после пожара, пробиваются у корня молодые, здоровые побеги – точно так же оживает страна. Ушедшая армия, совсем немногочисленная и ободранная, смыла, как омывает собой волна грязный берег, разбойничьи банды и шатающийся по дорогам сброд. Порядок наводили сами жители, устав от многолетнего разбоя и несправедливости. Понемногу стал соблюдаться закон, и люди вспомнили о правилах чести и гостеприимства…
Но вся эта жизнь не трогала Ландоса. Ничто не волновало его сердце, все происходящее вокруг воспринималось, как сквозь туман. Словно он сам погрузился в призрачным поток, который несет его все дальше и дальше от людей…
Никто из окружающих не нуждался в нем. После разговора с Эрлан-дом накануне отъезда принцев Арута рыцарь старался избегать общения с ним, да и сам колдун больше не приглашал Ландоса к себе. Бывали дни, когда он вообще не произносил ни слова. И слуги, убиравшие комнату и приносившие еду, не открывали рта…
Почему-то не удивило даже прибытие в Вандервиль шаха Дравий-ского царства. Южный правитель был удивительно молод и красив, гибок и быстр. Черноволосый, с шелковой, красиво подстриженной бородой и совершенно черными глазами, он каждый день фехтовал на саблях во внутреннем дворике дворца, раздевшись до пояса и блестя точеным, как у девушки, тонким мускулистым торсом. Прибывшие вместе с ним люди, такие же черноволосые и стройные, смуглые и кареглазые, наводнили дворец южным наречием, громкими голосами, шорохом быстрых шагов, яркими красками одежд.
Ландос был в прошлом: в Вандервилле начала лета, когда зацвели желтые кусты и розовые магнолии, когда проходы замка опустели, и темно-коричневые камзолы его братьев и их неторопливая северная речь первый раз
