Джеймс налил себе еще одну чашку кофе.
– Да, как и Рон с Шоном. Они сосредоточили все свое внимание на создании феноменального игрового опыта, чтобы впоследствии грести деньги лопатой. Однако они так и не поняли, что построили контекстный метафорический двигатель, который определял игроков на основе их подсознательных решений, а не сознательных. Реальная ценность заключалась не в разработке игрового процесса, а в сборе данных о том, на что люди реагировали. Игровой опыт оказался настолько захватывающим, что люди позабыли о лжи. Всем было наплевать. И народ начал предоставлять реальные данные, чтобы ИИ эффективно их проанализировал.
Матильда отложила свою вилку.
– А-а-а, понятно. Я поняла, к чему ты ведешь. Люди начали говорить правду.
– На мой взгляд, Вирджиния все это заполучила таким образом. «Созвездие» предоставило личные игровые домены, которые будут адаптироваться и даже заново строить себя на основе решений игрока в игре. Людям дали возможность создавать целые реальные миры, в которые можно приглашать других игроков. Эти персонализированные виртуальные миры были созданы ИИ, которые основывались на многочисленных данных. Эти виртуальные миры стали более популярными, чем реальная жизнь, и каждый проводил время в игровых пространствах. Родители создавали такие миры для своих детей, где те могли посмотреть детские воспоминания. В конце концов для большинства людей это привело к тому, что каждый получал собственный мир еще до своего рождения. Это было невероятно популярно, и «Фолл Уотер Лэйк» приобрела технологию и домены «Октограма» в 2026 году, чтобы построить свою социальную сеть следующего поколения. Они назвали ее «Небыляндия».
Матильда снова посмотрела на детей, играющих в парке. Джеймс же отодвинул от себя тарелку.
– Да. Прости. Понимаю, вопрос короткий, история длинная.
К остаткам еды Матильда больше не притронулась.
– И когда же Вирджиния получила полный контроль над «Небыляндией»?
Джеймс неожиданно понял, что уже находится в полном восторге от разговора – настолько ему понравилось с кем-то что-то обсуждать. Он не мог точно сказать когда. Этот вопрос вернул его к их задаче в Небыляндии. Он мог вспомнить только о встрече руководителей компаний в «Фолл Уотер Лэйк», на которой Вирджиния настаивала на полном контроле над доменом.
– Вирджиния заперла центральный узел для своих целей. Все, что ты здесь видишь, – это ее реальность. Ее пользователи охотно возвращаются к детским аватарам и позволяют менять свои настройки индексации ради комфорта, который она им предоставляет.
Матильда оглянулась на парк, заполненный играющими детьми.
– Выходит… можно сказать, она кормит всех лотосом.
Джеймс допил остатки своего кофе.
– Так и есть. – Джеймс положил деньги на стол и встал. – Было очень приятно, но у нас много работы.
* * *Для хорошего инженера найти тайный притон не составит большого труда. Разработчики часто оставляют за собой искажения, которые нельзя удалить, – например, незаконченные местоположения. Джеймс, идущий по улицам Небыляндии, знает по крайней мере один точный и быстрый способ найти его, но процесс его отслеживания – довольно неприятное испытание.
Пока они идут по мощенной булыжником улице, Молчун изучает вокруг кодировку, выискивая верные признаки контрабандиста эмоций – членов преступного мира Киберсайда, которые незаконно перевозят воспоминания из одного места в другое. Многие сравнивают этих контрабандистов с Молчунами, главным образом из-за отвращения к индексации. Джеймс данное сравнение ненавидит. Возможно, Молчуны и подрабатывают наемниками, но, по крайней мере, многие из них бродят по Киберсайду в надежде творить добро. А вот назвать хоть одно хорошее качество электронных контрабандистов Джеймс не в состоянии.
В тускло освещенных игорных притонах и кабаках, разбросанных по самым захудалым уголкам Киберсайда, те, кто отчаянно нуждается в кредитах, могут встретиться с еще одним участником контрабанды эмоций – Выделителем, всегда готовым раскошелиться за первичную память… если продавец готов расстаться с этой памятью навсегда. Те, кому не повезло, всегда могут продать свои лучшие воспоминания Выделителю, который, в свою очередь, переведет память из личного хранилища продавца электронному контрабандисту.
Далее контрабандист доставит товар в собственном сознании богатым клиентам, которые щедро платят за то, чтобы пережить самые заветные моменты другого человека. Рынок поглощения позитивных мыслей, особенно из реального мира, считается крайне прибыльным. Бизнес контрабандистов эмоций всегда пользуется высоким спросом.
Но их работа сопряжена с большим риском. Помимо того, что они избегают индексации, они также борются с самой Системой, которая рассматривает контрабандистов как вредоносное программное обеспечение и активно пытается их удалить. Для того чтобы избежать защитных механизмов Системы, они используют карманы реальности в коде, где могут залечь на дно, особенно когда Система вот-вот их вычислит.
Активировав один из своих сенсорных фильтров, Джеймс прогуливался по улицам Небыляндии, пытаясь обнаружить любые следы недавнего вторжения электронного контрабандиста в этот мир. Матильда, кажется, наслаждается прогулкой, но Джеймс уже на взводе. Чтобы успешно напасть на след контрабандиста с любой заданной эмоцией, ему приходится следовать за отголосками перевозимой памяти – и это Джеймсу не по душе. Все равно что следить за наркодилером, регулярно пробуя следы кокаина, которые тот случайно уронил на своем пути.
Джеймс уже готов был уехать из этой части города, когда вдруг заметил устойчивый след в коде: сорокалетний мужчина, крадущийся из одного переулка в другой, перевозит память о женщине. Вздохнув, Джеймс повернулся к Матильде.
– Вроде я нашел то, что нужно, но мне понадобится твоя помощь. Возможно, на пару минут тебе покажется, что я не в себе. А может, и дольше. Просто держись поближе и смотри, чтобы я не заблудился.
Матильда усмехнулась.
– Понятно, дедуля. Я прослежу, чтобы ты не свалился в какой-нибудь люк.
Закатив глаза, Джеймс настроился на волну воспоминания и подключился к нему. Его зрение сразу размылось, словно он внезапно взглянул на мир сквозь разбитое запотевшее стекло.
Джеймс на секунду сосредоточился и запустил приостановленное воспоминание.
Женщина крепко сжимает руку своего сына, они находятся на станции в Вавилоне и ждут следующего поезда. Муж этой женщины воевал в одной из прокси-войн между Вавилоном и Анклавом. Недавно пришло известие, что весь его полк был почти уничтожен войсками Анклава. Она неделями рыдала навзрыд, едва держась на ногах. Все изменило одно-единственное сообщение, в котором говорилось, что нашли несколько выживших: их собираются доставить в город. Она уже стоит на платформе, ее переполняют последние крохи надежды, от которых мурашки бегут по телу.
Женщина крепко держит маленькую ручку своего сына. Он настоял на том, чтобы приехать, зная, что там будет папа. Несмотря на уверенность сына, беспокойство все же нарастает и бурлит в животе, когда на платформе появляется все больше и больше людей. Голова идет кругом, толпа вокруг бурлит, когда поезд прибывает на станцию.
Сын сжимает ее руку. Механический грохот прибывшего поезда всполошил людское море. Все проталкиваются в его сторону. Поезд подошел к остановке, но двери открылись не сразу. Для переполненной
