то отчего бодр и свеж? Или же он отложил экзекуцию над бедным Лесли на вечер? — но последняя мысль быстро исчезла, так как было понятно, что откладывать данное дело было невозможно, иначе брат Хэйл не вез бы его так поспешно с подобным риском для жизни. — Так отчего кардинал не выглядит словно побитый пес? Почему?»

— Не без вашей помощи, — чуть дрогнув, скрипнул Волдорт. — Солнечные Бинты и, думается мне, Ласковая Забота, так изящно вплетенная в черные заклинания, впечатлили меня не меньше.

— Да. Но много ли стоило бы мое умение, если бы не твои руки хирурга? — нимало не смутившись, ответил кардинал и обернулся. — Скажи, там, в Равнинах, все лекари столь хороши?

Волдорт в очередной раз вздрогнул.

— Да будет тебе, брат мой. Ты эккури, который как-то попал в Немолчание и прожил тут долгую жизнь. Ну, не хочешь отвечать — не надо, может, как-нибудь потом, когда перестанешь бояться, расскажешь мне, каково это — иметь крылья и парить между скал. Вас ведь там называют скальниками?

Священник молчал, напряженно рассматривая пол перед собой. Кардинал не стал дожидаться ответа, снова повернулся к брату Хэйлу и сделал вид, что осматривает его раны под бинтами.

— Но все равно, кем бы ты ни был, ты сотворил доброе дело. Уверен, что в своей первой жизни ты тоже был полон данной добродетели.

— Как целебная трава или микстура? Как топор палача или меч рыцаря? — Волдорт подошел ближе, внимательно изучая мимику пресвитера, но тот был подобен ледяной скульптуре: ни один мускул на лице не дернулся. — Ведь они тоже полны добродетели. Пусть каждый по-своему, но оттого они не становятся хуже. Топор обязан быть острым, меч — еще и крепким вдобавок, микстура должна лечить. И тем микстура лучше, или, как будет угодно, добродетельнее, чем она лучше лечит. Даже яд имеет свою добродетель. И вне зависимости от того, в чьих руках находится меч ли, или лечебная трава — изувера или священнослужителя, — они не теряют своих способностей. И будут тем добродетельнее, чем эти способности лучше. Сильнее.

— Я тоже читал эти книги, — Грюон смотрел снисходительно, словно преподаватель университета философии на охочего до знаний студиозуса. — Зло носит много масок, и самые опасные среди них — это добродетели. Так ты хочешь сказать? Но замечу, что касается вещей, хоть каждая из них и добра по-своему, но все же человека от них отличает разум. Топор палача не рассуждает, а ты рассуждаешь, но у тебя кроме возможности рассуждать, делать выводы, принимать решения имеются и другие черты, которые позволяют мне назвать тебя, брат мой, добрым человеком. А человечности никогда не бывает слишком много, ее не хватает многим и часто, а потому бывает мало. Так что, ежели ты и сравнил себя с бездушной вещью, такой как топор, то твоя способность, милый друг, — человечность. Или ты тоже под маской?

— Хотелось бы увидеть, насколько человечным может быть кардинал Великой Церкви, — проговорил Волдорт с легкой заминкой. — Да и может ли вообще? Пусть даже это будет маска.

— Смело. Однако добрые дела не нужно рассматривать, их нужно творить. И ты в этом гораздо лучше меня, чего уж тут рядиться, — кардинал сделал несколько шагов по комнате, словно разминая ноги. — Ты считаешь меня жестоким и неприятным? Не так ли?

Пресвитер в упор посмотрел на священника и, не дав ответить, продолжил:

— Что же. Пусть будет так. Но тогда я тебя уверяю, брат: это моя способность. И это моя добродетель — быть расчетливым и жестким. И это ничуть не хуже, чем другие добродетели разумного существа — человека: храбрость, верность, умеренность, справедливость, любовь, в конце концов. Да, не всегда у меня получается лучше всех.

Грюон вспомнил, как Волдорт перехитрил его в соборе Ортука.

— Но я все же стараюсь. И припомни, сколько ужасов творилось и творится во имя добра? Сколько преступных деяний было совершено во имя этой твоей добродетели? И скольких бед можно было бы избежать, ежели бы добрые поступки не грешили против благоразумия?

Волдорт молчал, но кардинал и не ждал ответа. Он уже понял, что священник изящно втянул его в подобные рассуждения только ради того, чтобы решиться в конце концов открыть, из-за чего он так неотложно звал его.

— Нельзя слепо верить любым высоконравственным добрякам, которые, кроме идеи Добра, не видят ничего. Они за этими идеями не ведают отдельных людей и за своими помыслами не способны беспокоиться о будущем, не могут даже задуматься о последствиях. Вспомни, о чем писал Остэлис.

Тут Волдорт едва заметно вздрогнул, но пресвитер заметил, что его укол попал в цель.

— Обладать какой-то добродетелью — это обладать вершиной, вкруг которой река порока. Вкруг вершины храбрости — трусость, доброты — равнодушие, благоразумия — глупость. И ни ты, ни я не хотим ступить в подобную реку, а потому будем до конца держаться своих добродетелей. Глупо слушать лишь голос доброты. И вдвойне глупо не слушать увещеваний благоразумия. И с тобой я тоже согласен: неправильно слушать лишь голос разума. Он безжалостен, а потому надлежит разбавлять его иными добродетелями. И тот будет счастлив, кто сможет совместить в себе все добродетели Небесные.

— Вы умеете говорить, — Волдорт отвернулся к окну, чтобы скрыть бурю сдерживаемых эмоций. — Впрочем, вам по сану положено.

Теперь молчал Грюон, терпеливо ожидая, как ждет рыбак, когда рыба глубже заглотит наживку, как охотник, который ждет, что зверь подойдет ближе.

— Тем не менее я поступлю согласно свой добродетели, раз уж мы вспомнили ее, — Волдорт выдохнул, словно ребенок, который, стоя по пояс в летней речке, собирается окунуться с головой, но холодная вода острыми иголками удерживает его.

И произнес неожиданно осипшим голосом:

— На Глоть нападут. Бесы истребят там всех. И это произойдет через пять-семь дней.

Кардинал замер, словно встретил василиска, смотрящего на него в упор своими змеиными немигающими глазами. Застыв, как раб на копях, что пытается нащупать голой ногой огромный алмаз и укрыть его от надсмотрщика: он ожидал совсем других слов. Волдорт, несмотря на всю сложность ситуации, не мог язвительно не улыбнуться. Воцарилась такая тишина, что было слышно ровное и спокойное дыхание раненого.

Паузу нарушил кардинал.

— Рассказывай, — коротко бросил он, словно погонщик, резким ударом подгоняющий медлительных волов.

— Ваше Высокопреосвященство, — начал было священник, но Грюон его резко прервал.

— Говори правду, ибо я по твоей милости едва не отправился к праотцам, так что можешь не лгать, я избавлю тебя от необходимости грешить. И твой дар видеть через молитву мне известен: к счастью для тебя и, как мне думается, для меня, Всадник не задевает эту часть Силы, тем более что она у тебя питается иначе. Так что не

Вы читаете Истины нет (СИ)
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату